Мой отец Пабло Эскобар. Взлет и падение колумбийского наркобарона глазами его сына

Наш новый дом располагался в районе для дипломатов – простое, но по крайней мере целое здание с четырьмя спальнями и большой гостиной, по совместительству столовой, – но даже там невыносимо воняло канализацией. Припасов в доме практически не было, и Марлени, домработнице, приехавшей с нами из Колумбии, пришлось отправиться в магазин за самым необходимым. Она вернулась через час с пустыми руками и нетронутыми деньгами.

– Сеньора, деньги тут ни к чему. Супермаркет работает, но там нет ни еды, ни воды, ни фруктов, ничего, – сообщила она.

На календаре было 21 декабря 1994 года, через четыре дня мы собирались отпраздновать Рождество в безумно нищей стране. Мы провели в дороге целую неделю, чтобы столкнуться с такой непреодолимой реальностью. Тем не менее, мать, как обычно, пыталась сохранять оптимизм. В кладовке она нашла картошку и яйца и приготовила из них ужин, сказав, что все будет хорошо и что мы по крайней мере теперь сможем учиться, поступить в институт, хотя бы просто спасемся от бремени нашей фамилии. Что мы могли бы отправиться в Южную Африку, чтобы выучить там английский, или пригласить в Мозамбик преподавателей из ЮАР. Она не собиралась признавать поражение или сдаваться.

Наш багаж задержали, и мы с Андреа отправились искать магазины в центре. Однако за исключением одной сувенирной лавки с дрянными футболками с надписью «Мапуту» – по сто долларов каждая! – мы нашли там лишь пустые прилавки. Все указывало на то, что в этой стране просто невозможно построить новую жизнь. Даже когда мы попытались заглянуть в местные университеты, нам сообщили, что единственное доступное образование – несколько медицинских курсов при городском морге. Не было ни аудиторий, ни парт, ни библиотек, ни тем более магистратуры в области рекламы или промышленного дизайна – интересных нам с Андреа сферах.

С каждой минутой я впадал во все большую депрессию. Отель, с фасада представлявший собой впечатляющий особняк, был полон солдат-миротворцев и выключенных телевизоров. Ни на одном канале не было сигнала. В тот момент я реально чувствовал, что предпочел бы жить взаперти в Боготе, даже если это означало ежеминутную смертельную опасность. В момент полного отчаяния я показал матери собачий поводок и сказал:

– Если мы отсюда не выберемся, я на нем повешусь. Мама, пусть лучше меня убьют в Колумбии. Но здесь я уже умираю.

Напуганная моей решимостью, мать попросила нашего адвоката Фернандеса узнать о ближайших рейсах из Мозамбика, неважно куда.

– Единственный самолет из страны вылетает через два часа. Следующий после этого – через две недели, – сообщил он ей.

За считаные секунды мы упаковали все, даже мокрые насквозь синие джинсы, которые мать замочила в умывальнике. Фернандес был в ярости.

– Сеньора, вы выбрасываете на ветер полтора года усилий! Это безответственно! Это просто безумие! Нельзя так слушаться своего сыночка, решившего, что он маленький принц!

– Вам легко делать такие заявления, – ответила она, – это не ваш ребенок говорит, что собирается покончить с собой. Вам легко приказывать нам оставаться, вы-то с семьей завтра уезжаете на Рождество в Париж. Пожалуйста, помогите нам выбраться отсюда. Мы все равно будем скитаться по миру, пока не найдем для нашей семьи хорошее место.

Никто из правительства Мозамбика не собирался встречаться с нами до начала нового года. Они не предполагали, что, приехав с планами прожить там десять лет, мы можем захотеть уехать уже через три дня.

Рейс из Мапуту доставил нас в Рио-де-Жанейро. Мы попытались осмотреть город, но языковой барьер и хаотичное движение напомнили нам, насколько Бразилия не для нас. И мы купили билеты в Буэнос-Айрес – город уже успел нам понравиться, и у нас как-никак была трехмесячная туристическая виза.

И снова рядом с нами в критический момент оказался Альфредо Астадо. Нам удалось отправить ему экстренное сообщение по секретному каналу о том, куда мы направляемся, и попросить его проследить за всеми важными моментами нашего прибытия во избежание неприятных сюрпризов. И он, несмотря на праздники, 24 декабря прибыл в столицу Аргентины на несколько часов раньше нас.

Город встретил меня водопадом новых впечатлений. Я наконец познал наслаждение, даруемое анонимностью. Я впервые мог просто поехать на автобусе. И тем не менее, сама возможность нормальной повседневной жизни пробудила во мне множество страхов. Меня пугали даже такие простые вещи, как заказать гамбургер в Макдоналдсе: прежде всегда был кто-то, кто делал это за меня. Только теперь я осознал, насколько был изолирован от мира.

Доверять людям я тоже не умел. Я невольно стал экспертом по жизни в бегах, и первые несколько месяцев продолжал носить темные очки, чтобы меня не узнавали. Мать и Андреа это беспокоило, они говорили, что в городе с населением в двенадцать миллионов человек бояться нечего, да и вряд ли я действительно столь известен, чтобы провести всю жизнь, скрываясь под большими солнцезащитными очками.