Я сначала услышал крики и лишь затем увидел мчащийся по встречной полосе «Рено». Ледер высунулся в окно, держа отцовский автомат, и крикнул: «Мы из F-2! Не стреляйте!» Естественно, агенты на это не купились, и вспыхнула перестрелка. Мы еще не успели пройти через КПП и остались стоять под перекрестным огнем.
Полицейский выхватил револьвер и выстрелил в заднее ветровое стекло «Рено». Пуля попала прямо туда, где должна была быть голова отца, но он успел пригнуться. Отто с пассажирского места выстрелил в ответ, но полицейскому удалось укрыться в сточной канаве. Тогда Паскин дал очередь из своего АК-47 в воздух. Я боялся попасть под шальные пули и тоже пригнулся, закрывая собой Мануэлу. Наконец я услышал визг колес и безошибочно узнаваемый рев мотора удалявшегося «Рено-18».
Стоял полнейший хаос. С КПП доносились крики. Полицейский взывал о помощи, потому что никак не мог выбраться из трехметровой канавы. Вскоре к нам подъехал полицейский и велел матери ехать дальше, не оплачивая пошлину, но вмешался один из агентов Административного департамента безопасности, который видел, как люди, начавшие перестрелку, выходили из нашего внедорожника.
Нас заставили выйти из машины под дулами автоматов и обыскали все наши вещи. Собрав дюжины две других людей, проходивших в тот момент через КПП, они втиснули нас всех в маленькую административную будку, уместиться в которой получалось только стоя. Мануэла все это время рыдала. Шли минуты, затем часы, но единственное, что мы слышали, были крики и угрозы полицейских.
– Вот увидите, ублюдки, что мы с вами сделаем. Вам отсюда не выбраться, убийцы, – говорили они из своих окошек.
Мать несколько раз просила сумку с детскими вещами, чтобы покормить и переодеть Мануэлу, но ее просьбы проигнорировали. Мы пробыли там почти пять часов, когда наконец появился полицейский и сказал, что отвезет нас в участок в Медельине. Он вез нас во внедорожнике, на котором всего несколько часов назад ехал мой отец, и большую часть пути читал матери нотацию за то, что она родила детей от преступника.
На первом этаже полицейского участка нас ждал полковник Вальдемар Франклин Кинтеро[72]
. Мать вышла из внедорожника со спящей Мануэлой на руках, завернутой в одеяло, и потянулась было за сумкой с детскими вещами, но полицейский схватил ее за руку, а затем дернул за одеяло, да так резко, что малышка проснулась и чудом не упала на пол.– Отведите старую суку и ее ублюдков в камеру, – крикнул полковник, и его люди поспешно повиновались.
– Пожалуйста, оставьте мне хотя бы сумку с детскими вещами, чтобы покормить ребенка, – умоляла мать в слезах. – Она уже несколько часов не ела, а на КПП нам даже стакана воды не дали!
Полковник просто ушел. Его глубокая ненависть к отцу был очевидна.
Когда все утихло, к матери подошла женщина в полицейской форме и передала ей бутылочку с готовой смесью. Была почти половина второго ночи.
– Вот, сеньора, возьмите для малышки, – сказала она. – Это все, что я могу сделать.
Почти сразу же мы услышали громкие шаги и гневные крики: кто-то явно был не в ладах с полицией. Что бы ни происходило, очевидно, это было связано с нами. Еще через пару минут появился мужчина в строгом костюме и при галстуке – адвокат Хосе Аристисабаль, которого послал отец.
– Сеньора, я пришел от имени вашего мужа. Он в порядке. Не волнуйтесь, завтра я вытащу вас отсюда. А пока я отвезу домой детей.
– Большое спасибо. Отвезите их в дом бабушки Норы.
Мать протянула ему хнычущую Мануэлу, и он замешкался, пытаясь сообразить, как же все-таки ее нести, не выпуская из рук портфеля. Я последовал за ним. Помню, адвокат шел быстро и все говорил:
– Не волнуйся, сынок, уже все. Давай поскорей уйдем отсюда, пока они не передумали. Поедем к вашему папе. Он очень хочет вас увидеть.
Некоторое время спустя мы подъехали к дому в верхней части города, где много лет располагался главный офис отца. И он там был вместе с Ледером, Отто, Грязью и Паскином. Мануэла тем временем уснула на руках адвоката; отец поцеловал ее в лоб и приказал отвезти в дом бабушки Норы.
– Грегори, а ты останься пока со мной. Ты голодный? Или хочешь поехать к бабушке? Не переживай, завтра я заберу оттуда твою мать. Ублюдок, что не дал даже бутылочку малышке, за это заплатит. Иди поешь что-нибудь на кухне, а потом я сам отвезу тебя к бабушке.
Уже после, когда все разрешилось, Аристисабаль поведал мне о разговоре с отцом перед тем, как он поехал за нами в полицейский участок.
– Я никогда не забуду лицо твоего отца. Это единственный раз, когда я видел, чтобы он плакал. Он еще сказал мне: «Кто же больший преступник? Я, решивший стать бандитом? Или они, оскорбляющие ни в чем не повинных женщину и детей, прикрываясь авторитетом полицейской формы? Скажи мне, кто больший преступник?»