Мой отец Пабло Эскобар. Взлет и падение колумбийского наркобарона глазами его сына

Начало нового года выдалось беспокойным. 5 января 1988 года новый министр юстиции Энрике Лоу Муртра[73] восстановил ордера на экстрадицию отца, Мексиканца и братьев Очоа. Закон снова дышал отцу в затылок, и теперь он появлялся в нашей квартире в здании «Монако» в основном перед рассветом, не предупреждая никого. Помню, что в тот период мы видели его лишь мельком.

Однажды мать пригласила его посмотреть на свое последнее приобретение: огромную картину маслом чилийского художника Клаудио Браво. Самым забавным в этой покупке было то, что галерея «Кинтана» в Боготе предложила продать ей эту картину за значительно большую сумму, чем она заплатила автору, но когда сотрудники галереи узнали, что мать уже совершила сделку, то позвонили ей с предложением выкупить произведение по изначально предложенной цене: оказывается, они уже договорились с другим наркоторговцем на еще бо́льшую сумму.

– Нет, милая, оставь ее себе. Не продавай эту картину, она прекрасна. Не продавай ни в коем случае, – посоветовал отец, когда она рассказала ему историю целиком.

Отец снова, уже на постоянной основе, ушел в подполье. Чтобы оказать давление на государство, он занялся похищением политических лидеров и журналистов. В убежищах он часами смотрел телевизор и пришел к выводу, что подходящей мишенью мог бы стать Андрес Пастрана Аранго[74]: журналист, землевладелец, бывший директор новостной программы, кандидат в мэры Боготы и сын бывшего президента-консерватора Мисаэля Пастраны Борреро.

Пабло послал по его душу Пинину. Тот в свою очередь взял с собой Джованни, Попая и нескольких других ребят из Ловайны, Кампо Вальдес и Манрике. Отец же остался в убежище ждать начала операции.

Но на рассвете в среду 13 января 1988 года мы проснулись от взрыва заминированного автомобиля на парковке нашего дома. Отец в то время прятался в Эль-Бискочо, усадьбе на вершине холма, откуда открывался отличный вид на восьмиэтажное здание. Когда прогремел взрыв, он, мои дяди Роберто и Марио и Грязь почувствовали, как тряхнуло землю, и увидели, как вдали поднимается грибовидное облако.

Мы с матерью в ту ночь спали в гостевой комнате, потому что спальню недавно начали ремонтировать, и не услышали ни звука. Нас прижало к кровати потолочной плитой, но, к счастью, не придавило: ее край зацепился за маленькую скульптуру Ботеро[75] на тумбочке.

Проснулся я оттого, что было трудно дышать, и я не мог пошевелиться. Мать услышала мои крики и попросила потерпеть, пока она пытается освободиться из-под обломков. Через несколько минут ей это удалось. Пока она искала фонарик, я пытался повернуть голову к окну.

Потом заплакала Мануэла, и мать бросилась на звук, попросив меня подождать еще минутку. Сестра нашлась на руках у няни целая и невредимая, поэтому мать тут же вернулась помочь мне, все еще зажатому в ловушке между бетоном и кроватью. В конце концов матери удалось найти удачное положение возле одного из углов плиты и нечеловеческим усилием чуть приподнять ее. Рыдая, я выполз на свободу.

Когда я сумел забраться на обломки крыши, я был поражен открывшимся звездным небом прямо над стенами комнаты. Зрелище было сюрреалистичное.

– Мама, а что это было? Землетрясение?

– Не знаю, милый.

В поисках лестницы мать обшарила лучом фонарика коридор, но спуститься было невозможно – путь преграждала груда обломков. Мы начали звать на помощь, и через несколько минут прибыли телохранители. Им удалось расчистить в завале небольшой проход к лестнице.

В этот момент позвонил отец, и мать убитым голосом начала говорить ему:

– Они покончили с нами, покончили с нами…

– Милая, не волнуйся, я пришлю за тобой.

Няня Мануэлы отыскала для матери туфли, но мою обувь найти не удалось, и мне пришлось спускаться по лестнице босиком, наступая на осколки стекла, обломки металла, битый кирпич и прочий подобный мусор. Добравшись до первого этажа, мы забрались во внедорожник, который люди отца припарковали на гостевой стоянке, немного дальше обычного, и помчались прочь. Мы хотели поехать в квартиру бабушки Норы, но решили сначала отправиться в убежище отца: он наверняка очень сильно переживал за нас. Когда мы туда добрались, он встретил нас долгими крепкими объятиями.

Когда паника улеглась, а нам принесли все необходимое, отец продолжил совещаться с дядей Марио и дядей Роберто. И тут их прервал звонок мобильного. Побеседовав с кем-то пару минут, Пабло поблагодарил, сбросил звонок и ухмыльнулся.

– Ублюдки позвонили спросить, выжил ли я, – сказал он. – Трогательная забота. Но я же знаю, что это они взорвали бомбу.

Отец не уточнил, кого имел в виду, но позже мы узнали, что автомобиль заминировали люди картеля Кали в знак объявления войны.

Из отцовского убежища мы отправились в маленькую квартирку одной из маминых сестер, которая и приютила нас на первое время. Это нападение ударило по нам так сильно, что мы еще с полгода не могли спать с выключенным светом.