Мой папа - плейбой

Много раз за последние дни она думала о том, почему прошлое все так же над ними довлеет. Как будто не было этих тринадцати лет! Но ведь они были… Все должно было как-то утрястись — и обида, и страсти. Однако этого не произошло. Почему? Не потому ли, что у них не было возможности излечиться? Переболеть. После того, как они с Богданом расстались… Нет, не так, — напомнила себе Рита, — когда он их бросил, у нее даже выплакаться не было возможности. Когда у тебя на руках маленький орущий ребенок, не сданная вовремя сессия и полнейший хаос в жизни — на депрессию времени просто не остается. Сцепил зубы, и двигаешься дальше. По крошечному шажку, по миллиметру. Сначала главной целью Риты было выносить малышей — она не думала о том, что будет делать дальше, куда пойдет с детьми, где будет жить. Потом, когда Марк родился — появились новые задачи. Наладить быт, грудное вскармливание, справиться с коликами. И так, шаг за шагом — тринадцать лет.

А теперь ее как будто настигло прошлое. Чувства… обиды… страхи… Все ожило, забурлило, тревожа душу.

Рита выключила воду, обмоталась полотенцем и вышла за дверь. В квартире было темно, за исключением подсветки, включенной в коридоре. Значит, Связерский пошел спать. Вот и хорошо… Хорошо.

Крадучись, Рита пошла по коридору.

— Я не сплю, — раздался тихий голос из гостиной. Рита вздрогнула. Опустилась на пятки.

— А лучше бы спал. Завтра будет тяжелый день, — пробормотала Рита и уже, не таясь, пошла к себе. Вошла в комнату, опустила лицо в ладони, приказывая себе собраться. Но все ее планы полетели прямехонько к черту, стоило только его ладоням опуститься на её плечи.

— Не гони меня. Хотя бы из жалости… не гони… — его дыхание обожгло ее щеку, нос потерся о висок и зарылся в волосы. Богдан с жадностью втянул воздух.

— Жалость здесь ни при чем… — дрожа всем телом, прошептала Рита.

— А что тогда? Что тогда, милая?

Хотела бы она знать… Что-то сильное… Такое мощное, что не было сил сказать «нет». Она была нужна ему. И тогда, и сейчас — понимание этого факта ставило на колени. Перечеркивало все доводы разума. Стирало любые грани. Заставляло забыть обо всем.

Рита молчала. И просто смотрела на него, растерянная и непонимающая.

— Мы просто попробуем. Хорошо? Шаг за шагом…

Марго зажмурилась. Богдан поцеловал. Ни черта не ласково. С бешеным напором, устоять перед которым вряд ли было возможно. Впрочем, она и не пыталась. Повисла на нем, оплетая ногами бедра. С жадностью проводя пальцами по бугрящимся напряженным мышцам на его руках. Богдан удерживал ее на весу и алчно прихватывал губами кожу на шее.

— Богдан…

— Сейчас, сейчас, моя сладкая. Все для тебя, все, что хочешь…

Она не хотела лишь для себя. Ее душу рвали совсем другие желания. Но Связерский как будто обезумел. В два шага преодолев комнату, он усадил Риту на туалетный столик, сбрасывая стоящие на нем баночки и флаконы. К черту. Резким движением дернул узел на полотенце, нащупал выключатель светильника. Он хотел это видеть… Вот так. В золотистом свете ночника. Тяжело дыша, Богдан отступил на шаг и выругался. Она была голой. И очень красивой. Его руки тряслись — так сильно хотелось ее коснуться. Смять… Приподнять тяжелую, сочную грудь, вцепиться зубами в вершинки. Взгляд скользнул ниже. По мягкому животу, к самой развилке бедер. Она была набухшей и влажной. Идеальной для него.

Он хотел её до морока перед глазами. Он хотел забыться, потеряться в ней…

Рита заерзала. Богдан вновь подошел вплотную. Приспустил шорты и, сжав стояк в кулаке, проехался по ее сердцевине.

— Богдан… — снова выдохнула она, подаваясь навстречу его движениям. Пока его головка прижалась к болезненно напряженному клитору, Связерский опустил голову и сжал зубы на коже в сладком местечке между её шеей и плечом. Рита зашипела.

— Тише-тише… Вот так… — бормотал Богдан, медленно скользя членом вверх и отступая.

— Богдан…

— Тебе хорошо?

— Да! — выкрикнула Рита.

— А мне страшно… Знаешь, чего я боюсь? Знаешь? — продолжал он, опуская руку ей между ног и потирая истекающие соком набухшие складочки.

— Нет! — всхлипнула Рита.

— Что завтра ты пожалеешь… Пока ты хочешь меня — я могу быть рядом. Но удовлетворив желание… Ты ведь меня прогонишь?

— Нет! Нет, нет…

— Прогонишь… И никогда-никогда меня не простишь.

Рита стонала и извивалась в его руках. Может быть, он был прав. В тот момент она не стала бы с уверенностью утверждать хоть что-то.

— Богдан…

— Ты не меня хочешь. Ты хочешь кончить.

— Я хочу тебя!

— Повтори!

— Я хочу тебя! Хочу!

— Вот, чего ты хочешь… — прорычал он, наконец, с силой толкаясь внутрь, раздвигая влажные стеночки, заставляя их с силой сжиматься, как будто в отчаянной попытке удержать. — Вот чего…

Рита находилась в такой прострации, что даже не заметила, что Связерский плачет. Трахает ее с силой, а слезы катятся из его глаз. Острое, грязное, животное желание будто смыло волной. Рита разжала вцепившиеся в столик пальцы и всем телом подалась вперед. Обняла его. Прижала к себе. И он снова плакал. А она укачивала его в руках и шептала:

— Все будет хорошо, все будет…