Так и случилось. А совершился этот ритуал, как ни странно, лишь 2 августа, хотя лини нерестятся гораздо раньше и в несколько приемов. Но, возможно, это и был их последний, несколько запоздалый выход.
Я подходил к моему прудику и был уже метрах в трех от него, как вдруг остановился, восхищенный представшим моим глазам зрелищем. Лини почти все вышли на прогретое солнцем мелководье и ходили кругами друг за другом: самки впереди, самцы - сзади и с боков. На миг я даже растерялся, потому что никак не ожидал столь позднего нереста. И вообще, это было такое чудо, на которое, черт возьми, стоило поглядеть поближе. А ведь я шел к своим питомцам, чтобы покормить их. Я принес им неслыханное лакомство - креветок. Целый пакет! А у них, оказалось, свои планы. Природа торопила их.
Что ж, все к лучшему. Значит, буду наблюдать. Такую картину видели, вероятно, лишь в рыбхозах. А чтобы вот так, в неволе, в маленьком, два на три метра, прудике нерестилась озерная рыба, да еще и линь! Поверят ли мне, когда я стану об этом рассказывать? Не сочтут ли чудаком, заливающим байки или вспоминающим недавний сон? Не знаю... Меньше всего тогда я думал об этом. Внимание мое было поглощено чудодейственным ритуалом нереста линя, который я никогда не видел.
Я осторожно, помню, даже чуть пригнувшись, подошел к водоему еще на один шаг. Лини не замечали меня и продолжали свои игры. А может быть, и видели, да настолько уже привыкли, что перестали отождествлять мое появление с опасностью. Они видели во мне того, кто их кормит и не желает зла, поэтому, стоило мне подойти к ним и заговорить, всегда подплывали как можно ближе, ничуть не боясь. Зато тотчас шарахались в стороны, если подходил чужой человек. Они ведь хорошо видят оттуда, из глубины, и чуть уловят что-то подозрительное, незнакомое в жестах, повадке, облике того, кто подошел, как ими овладевает панический страх и они пускаются наутек.
Исходя из этих соображений, я сделал еще шаг, потом еще один и оказался у самой воды. Здесь была скамеечка - доска на кирпичах. Я сел, наклонился и, затаив дыхание, принялся наблюдать.
Лини совершенно не боялись. Будто и не было меня с пакетом креветок. Гляжу - моя Василиса. Снует туда-сюда, трется брюхом о траву и пленочное дно в тине, а за ней несколько самцов - давят ее с боков, выжимают икру. Следом за ней - подруга, тоже вся в золоте, спина темная с высоко поднятым овальным плавником, и беспокойные глазки-рябинки на краю этого золота. И - та же погоня, та же терка брюхом о дно. И тут... смотрю - и глазам не верю. За ними, за брачующимися, ползет стайка остальных рыб - и тычутся мордами в пленку, шлепают губами в том месте, где прошла самка. Будто током меня ударило: они же пожирают икру! Только что отложенную! Но ведь не голодны, недавно кормил... А может, этим не досталось? Обидели собратья? Или не наелись? Не раздумывая больше, я тотчас развернул пакет, вытряхнул на землю креветок и, торопливо их очищая, стал бросать в воду кусочек за кусочком белое мясо. Лини тут же поедали его, порою из-за мелководья ложась даже набок, и отходили. Но потом возвращались и продолжали как ни в чем не бывало уничтожать собственное потомство. Я все бросал им креветок, но когда они кончились, с горечью подумал, что все напрасно. Не сидеть же мне тут, на бережку, сутки или двое напролет, отгоняя прожорливых родителей. Закончится рабочий день, я уйду домой, а они без помехи начисто все уничтожат. В пруду - другое дело, берег большой, не сразу и отыщешь, где лежит икра, но все равно разыскивают и поедают - не сами, так другие. А здесь... всего-то два метра с небольшим. Пять минут, десять - и нет ничего.
Вот, оказывается, в чем дело. Я вспомнил свои прошлогодние наблюдения и понял, что и тогда было то же самое. В этом мой просчет. Но, бог свидетель, я сделал все, что мог. Даже вытащил из воды траву, в которой терлись самки, и хотел бросить ее в аквариум, подальше от прожорливых папаш и мамаш. Но, внимательно оглядев кустик за кустиком, я не обнаружил на них икры. То ли уже обчистили, то ли самка прошла вхолостую. Но, быть может, икра еще осталась на дне, не всю успели умять? И я принялся отгонять палкой зарвавшихся сородичей моей Василисы. Они ушли и скрылись в глубине. Все исчезли, ни одного не осталось. Минут пять еще или десять я сидел, не сводя глаз с мелководья. Ни живой души. Стоят себе, ждут, чтобы я ушел, не мешал им. И дождутся-таки...
Так и прошел нерест. На этой печальной ноте и закончился мой эксперимент.
На другой день ни один уже не показывался на мелководье. Застыла в этом месте водная гладь. И я понял, что мои надежды рухнули. Икромет закончился. Другого не будет: лето на исходе.
И тогда я пришел к единственно верному и последнему решению, как ни глубоко опечалило оно меня. Линей надо выпускать. На волю! Туда, куда я замыслил когда-то запустить сотню-другую мальков. Там им будет просторнее, и хоть какой-то процент икринок да останется, затерявшись среди коряг, опавших листьев и травы. И это будет мудро, ибо здесь, несмотря на все условия, молоди мне не дождаться.