Мой Пилигрим

Когда мы спустились, на улицу сразу не вышли — остановились в закутке. Грим завернул в короткий коридор с двумя дверьми в какие-то хоз. помещения, прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Замер, как выключился. Я выждала минут пять, не отвлекая его, а потом не стерпела:

— Грим, вернись. — Ласково прикоснулась к щеке ладонью, забыв о голых руках. Свет тут же проклюнулся, и мы оба дернулись. — Прости, забыла! Проклятье… я скоро возненавижу все перчатки на свете.

Достала их из сумки, надела.

— Я согласен, Тио… По чужому приказу или нет, но я натворил столько зла, стольких сгубил, что жизнь уйдет на искупление. Я решил, что, если покой сам придет в мое сердце, это значит, что я хоть немного уравновесил светлые и темные дела и я прощен.

— А если и жизни не хватит?

— Поэтому я согласен. Я больше не могу ее выносить… я хочу жить и быть счастливым. Я уже счастлив, уже жив, только…

— Через боль. Понимаю. Сейчас или?..

— Когда вернемся домой.

Хозяин

— На больничном он, дома пока. А что надо? Все готовое здесь, если на заказ, то я сниму мерки и начну крой, а хозяин выйдет уже в понедельник, и все доделаем.

Три «не судьбы»? В Сумеречном, в мастерской Арту я нашла только его помощника. И руки захотелось опустить от досады. Переться к больному домой чтобы спросить?.. а я даже не знала толком — о чем спросить? Он вроде бы все рассказал еще в больнице.

Помощник же немного нервно себя вел — говорил нормально и спокойно, а глазами куда только не ткнулся — на все полки, во все углы, в высокие подвальные окошки, только не на нас с Гримом.

— Ладно, спасибо. И расслабься, мы уже уходим.

— Подождите… — Парень вскинулся и схватил пару туфель с полки. — Померяйте.

Я с сомнением посмотрела на явно летние и явно маленькие туфли и стала прикидывать — это мне знак или нет? Что, я кину волшебным башмачком в Изверга или Живодерку и те обратятся в пыль? В чем судьбоносность его предложения? Ну да, конечно, я уже совсем…

— Весной приду.

— Подождите…

— Если ты хочешь нас задержать, — подал голос Грим, — мы останемся. Только зачем?

Помощник занервничал сильнее, заколебался, и после короткого молчания выдавил:

— Вы добрые или злые?

Я хмыкнула:

— И те, и те, смотря с кем приходится дело иметь. Ты к чему клонишь?

— Я видел вас… ну, как бы… в тот день, когда с Арту все случилось. Или не совсем вас.

— С начала и по порядку.

— Мы соседи по дому и по площадке. Меня хозяин раньше отпускает, я потом всегда слышу, как он возвращается после закрытия, — шаги, возня с дверью, на погоду обычно ворчит громко, к теплому же климату привык. А в тот день — нет и нет. Мы не родня и не друзья, но Арту хороший человек, нормально платит, учит, и добрый. Я не смог усидеть дома и не пойти в мастерскую обратно, проверить, не случилось ли чего? У него родни и друзей нет, он не в гостях застрял, и… хоть и страшно, а я тишком, осторожно. Не по открытым участкам, а под окнами, вдоль домов, очень скрытно шел… мало ли. Сумеречный же, и время позднее. В общем… там…

— Что ты увидел? — Помощник после «там» замолк надолго, слова подбирал или сомневался, стоит ли говорить, и я подбодрила: — За чокнутого тебя никто не примет.

— Темно и не близко… там… ты, вроде как, и мужик в черном. Его не видел ни разу, а тебя по косам признал — ниже колена волосы. Он сначала обещал, что с тобой воссоединится — гладил. А потом придушил и башкой к земле, стал проклинать и говорить, что поработит и на коленях ползать заставит. Ведьму в рабыни хочет, так интереснее.

— Фу… парень, косы косами, но это под меня Слуга подделывается…

— Я бы не стал рассказывать, если бы тоже так не понял потом. Обувка другая. А я наши сапожки помню. И еще… ты… она — растеклась черным и в окно ливанула. В наше! Сюда! Я бежать хотел, помощь звать, позвонить откуда-нибудь в службу порядка и медичку вызвать, но понял — не успеет же никто. Дурак — взял и побежал сам спасать. Мужик уже исчез. Но ветер поднялся. До мастерской не добежал — ноги свернули не туда. С третьей попытки дошел — Арту здесь, на полу, в крови лежал. Руки кусками кожи пережаты и замотаны. А когда я выскочил и до подъезда рванул, я знаю, у кого там телефон в доме есть, то уже и тебя увидел…

Помощник посмотрел не на самого Грима, а на его обувь, даже пальцем ткнул:

— Похож на того, первого, тоже черный, тоже худой, но опять — ботинки другие. Я эти помню. В сентябре старик приходил в странном наряде, купил не по своему размеру. Я каждую пару знаю, уверен, хоть чем поклянусь. У первого — не наши. А у тебя — эти. Кто-то прямо как вы в городе есть, только темные.

— Как тебя зовут?

— Ромм.

— Я видел тебя, Ромм, потому и оставил сапожника, зная, что помощь близко и он не умрет. Ты храбрый человек. И сейчас ты помог не только нам, но и всему городу, больше, чем сам можешь понять.

Грим посмотрел на меня:

— Я знаю, кто Безымянный… жаждать воссоединения со Слугами может только их Хозяин, человек, который их изначально породил, взрастил и дал окрепнуть. И о тебе он узнал главное.

— Что я ведьма?.. Грим, а в каком смысле — хозяин? Прям тот самый, который твой?