Мой Пилигрим

— Пора дать отдохнуть голове. Сегодня лягу пораньше, завтра силы понадобятся.

Аурум ушел, и Грим поднялся из-за стола:

— Подожди меня в комнате, Тио. Не здесь.

— Ладно.

Обмен

Оставалось последнее и главное — избавить его от душевной боли. Я помнила об этом, ждала, и после купален сразу пришла без перчаток. Больше я не собиралась их носить! Зимой на улице, как обычно, — да. Но здесь — ни минуты!

В комнате горели вечные лампадки, и обстановка опять, как и всегда по вечерам в палатах, погружалась в особую сказочность. Быстро я отвыкла от электрического яркого света квартиры, от конфорочной плиты и холодильника. Все здешнее вросло в мое ощущение настоящего дома так быстро, что ни в какую не верила — в этих стенах я прожила чуть больше недели, а если вычесть больницу, и того меньше. А в этой комнате я спала одну ночь, только…

Грим был моим всегда, всю мою жизнь. Я выбрала его с первого же взгляда, и на вопрос «кто ты?» заявила — «судьба твоя». А разве не так? Просто в тот момент этого нельзя было понять ясно, а спустя время — пожалуйста.

Я встала напротив рельефа и чуть развернула голову, придала рукам такое же положение. Почти отражение, если не считать шрамов — по логике они должны быть у моей копии на правой стороне.

— Сюда надо зеркало. Большое, в полный рост, а то я заставлю Грима им быть — буду раздеваться, крутиться, а он расскажет мне какая я красивая.

Ага… да тут многое что надо — и кровать пошире, и прибрать лишнее, и вообще — разделить кабинет и спальню на разные комнаты, чтобы воздуха было больше и места для одежды.

Покрутившись так, я села на постель.

А Грим появился минут через десять уже полураздетый, без рубашки и с влажными волосами. Я только думала — куда мне переместиться, встать или сидеть, как он сам удержал меня на кровати, опустившись перед краем на колени и оказавшись со мной лицом к лицу:

— Что бы ты ни захотела сказать, не говори, Тио.

— В смысле?

— Этот день походил на итог. И я умоляю тебя молчать, потому что за любыми словами я боюсь услышать прощание, как в тот день, когда Тактио подарила мне монету. Исцели меня, и пусть это будет дар будущему, а не последние подношение прошлому. Смерть придет, но заберет она только их, и никого из нас.

Мне стало страшно. Волнительно и страшно по-хорошему, от самого момента сакрального прикосновения. Как вчера ночью от близости тел, так сегодня от обнаженности сердца — что с Гримом будет? А со мной? Я и без этого чувствую, как крепко мы с ним повязаны судьбами, не оторвать никому и никогда, а только дотронусь — мир вообще содрогнется! И это не просто душевная боль уйдет, и его рана залечится, земля под нами — веками проклятая, наконец-то растворит последнюю каплю крови и пустит первый живой росток.

— Глаза закрой, а то я нервничаю. Мне кажется, что в комнате сейчас сверхновая звезда вспыхнет и конец света случится.

Грим послушался и даже голову наклонил, руки положил на постель, вдоль моих ног. Только бы за бедра не обнял… Красивый он — до безумия. Весь литой из тонких и крепких мышц, как самого кто резцом по белому камню вырезал. Сухой, рельефный. Волосы разлохмачены, жаром веет, на коленях стоит!

Встряхнулась и вернулась мыслями к главному. У нас любви еще много будет. А сейчас… я дотронулась пальцами до его плеча.

Меня все еще било током, и по чуть-чуть отпускало. Судорога прошла, и остатками трепыхала то в руках, то в горле — все в спазме. Я пришла в себя и почувствовала, что мы оба сидим на полу, и Грим обнимает меня — скрюченную и повисшую у него на шее.

С осторожностью вдохнув, сжалась еще больше… в носу и горле держался тошнотворный запах дыма и горелой плоти. На коже оседал пепел, в ушах угасал мучительный человеческий крик, а под закрытыми веками я все равно видела сотни и сотни лиц… умоляющих, ненавидящих… застывающих в смерти. И ладони в крови. Я понимала, что это не так, — я взмокла в холодном поту, и они скользкие поэтому, но все равно боялась открыть и увидеть… И если вдыхала гарь, то на языке явственно ощущала соленый и железистый вкус крови. Все мое тело трясло от этого!

Исцелить Грима… значило взять и разделить, забрать половину, ощутить все тоже, что и он ощущал. Кто бы меня предупредил об этом? Я бы не отказалась, но была хоть чуть-чуть готова… если к такому вообще возможно быть готовым…

— Нет. Нет!

Он шевельнулся, а я испугалась, что Грим собирается встать и уйти.

— Я здесь.

Он укрыл меня покрывалом с кровати и обнял крепче. Я не знаю, сколько еще прошло времени, прежде чем рискнула открыть глаза и сделать нормальный вдох чистого воздуха.

Грим слабо светился былым узором. Руки разжала с болью, подняла голову с его плеча — взмокшая, как мышь, хоть снова иди и купайся. И я бы с радостью, если это поможет смыть осадок душевной боли с ощущений тела.

— Это что?

Узоры не кружевные, а колючие и рваные — как морозом или молнией оставило, и еще не симметрично. Гриму облило левую сторону — лица, шеи, груди — и от спины, тоже слева, заметно светилось.

— Обмен, Тио. Сейчас и тебя отпустит, и у меня пройдет.