Мой Пилигрим

— Я серьезно, без шуток. Не верю, что ваши не знают о нем. Огромный верзила, гора. Не человек, а монстр набравший в последнее время силу. Скажи одно — как он подчиняет людей?

Я надеялась! А сосед взял, развернулся и быстро скрылся за дверью. Раскатала я губу на пополнение информации, а вышло вот так. Мари тихо сказала:

— Он хороший, помог мне с похоронами. Понимаю, чего хочет и чего старается, но мне противен. Рада, что не придется жить рядом и терпеть его «я в гости зайду?».

Мари испытала три шока — первый, когда переступила порог. Никогда не видев шикарных домов Золотого района, она взирала на простое убранство квартиры, пусть и комфортное, как на дворец. Второй — когда я взялась готовить ужин, и перед ней открылась пещера продуктовых сокровищ. А третий — когда я, привычно раздевшись перед тем как принять на ночь ванну и смыть день, ушла голая к зеркалу.

— Ты чего, мы же обе девочки. Я не стесняюсь, и ты меня не стесняйся.

Я пошутила, прекрасно понимая, что Мари стояла в шоке не от моей наготы, а от всего масштаба прекрасных боевых отметин! Красота, истинная и дикая. Я сама теперь почти что тигрица — полосы шрамов отличались от нормальной кожи и цветом, и плотностью, так что ярко выделялись. Моя шкура — камуфляж, окрас, знак для всех прочих — я опасна! Ко мне не приближайтесь.

— Глазей, новенькая, глазей. — Убрала волосы в сторону, чтобы целиком открыться. — Зато ты теперь без всякой робости сможешь смотреть на эту мелочь. Вершинку айсберга.

И указала себе на лицо.

— Кто… это сделал?..

— Потом расскажу. Готовься спать, и прими душ обязательно, я люблю чистоту и не лягу с вонючкой. Если не привыкла, привыкай, здесь будет такое правило. Я по ходу дела еще каких-нибудь придумаю, но ты хорошая девочка, и все стерпишь.

Мари ходила со мной на чердак, гуляла с Паном, помогла готовить, менять постель и заправлять новый комплект на свою половину. И мне не было тяжело. Я в глубине души, побаивалась, что взвою через пару часов ее присутствия, но нет. Нормально, кажется. Она не болтала, не повторяла благодарностей, даже восторг и ужас выражала не вербально и звуками, а лишь округляла глаза и столбенела.

Может, и уживемся.

Что меня порадовало и заставило гордиться собой — ее притихшая скорбь. Мари печалилась, в ее взгляде читалось страдание, но теперь…

— Тио, мне впервые за столько дней на душе светло. — Раздался ее голос уже в темной спальне. — Как будто увидела первый луч зари после долгой и черной ночи. Я думаю о папе, и не задыхаюсь, а вспоминаю хорошее. Думаю, что он где-то, где всем душам хорошо, и я просто обязана быть счастливой. Он так хотел. И я так хочу. Жизнь продолжается, пусть даже самые близкие люди не рядом здесь и сейчас. Понимаешь, Тио?

— Понимаю.

Мы замолчали.

И я подумала о моем Пилигриме. Моем ли?

Как же я хочу достучаться до его разбитого сердца и излечить — магическими руками или вполне себе человеческими женскими объятиями! И что делать, если вдруг он будет появляться только так — во время опасности?

Представив себе бледное лицо, вспомнив резкие и угловатые черты, которые делали его некрасивым, я все равно вздохнула как безнадежно влюбленная. Все в нем острое, с какой стороны ни посмотри, и это было чудесно. Не гладкий, не приторный, не мягкий. Острый! И за этой оболочкой сокрыто столько душевной силы, что сердце замирает от желания взять и дотронуться, поближе почувствовав огонь.

Сколько в нем осталось от того, кем он был когда-то? От Патрика.

Это его рукопись. И ничья другая, — его. Написал, разорвал, выбросил — не знаю, почему он с ней так поступил. Хотел излить страдания чтобы не погибнуть от внутренней боли?

Тот он был мягче, что буквально — тканевым телом, что сердцем. Но ужас… я даже представить не могла, каково жить куклой? Человеческой душой, запертой в неживом материале! Да еще и со скованной волей!

Я хотела снова увидеть Грима, и ждала его.

Парк

— Господин Валентайн, мне нужно будет уйти в обед на два часа. И еще — до зарплаты пять дней, но я совсем на нуле. Дайте небольшой аванс, пожалуйста.

Ваниль ничего не ответил, кроме:

— Посмотрим. Зайдешь за полчаса до обеда, там решу.

— С деньгами ладно, а уйти мне железно надо, это обсуждать не буду.

— Я сказал — посмотрим.

А раньше соглашался на мои условия не раздумывая.

Остаток вчерашнего рабочего дня Агни ходила как пришибленная. Обморок объяснила внезапным понижением давления, но домой не пошла. Очнулась от холодной воды, посидела минут десять в покрасочной и продолжила работу. Вела себя так, чтобы лично мне на глаза не попадаться ни при каких условиях. Интересно, что Мари, проспав у меня на руках с минуту, встрепенулась, проморгалась и ойкнула, увидев Агни на полу.

Ей как память отшибло, ничего о моем касании она вообще не помнила. И сегодня, с самого утра, тихая и грустная, новенькая работала внимательно и аккуратно. Сосредоточилась на деле, не делая ошибок. Агни же шастала где угодно, только не рядом и задание для меня передала со швеей. Надо бы с напуганной поговорить, объяснить, что я ведьма, но добрая.

Нет, как же все-таки дико все это даже в мыслях звучит!