Мой Пилигрим

— Прости, что я никогда тебе ничего не дарила.

— Этого и не нужно.

— Почему? Пусть ты моя кукла, а все же…

Она замолчала, опустив ресницы, и старательно выискивала что-то на дне сундука.

— Когда мне было двенадцать, мой отец взял меня в город. Я помню, что он все говорил про масло, которое привез местный торговец, возвратясь из дальнего своего похода. Оно было целебным, и давили его из черных ягод, которые здесь никогда не росли. Отец так хотел купить бутылочку и исследовать его свойства. С одного золотого у продавца не нашлось сдачи, а когда отец отказался от горсти медяков, то тот предложил ему, как подарок, забрать чужеземную монету, случайно привезенную сюда, где уже ни на что ее не обменяешь. Отец отдал ее мне. А я спрятала в сундук. На одной стороне отчеканен лев в короне, стоящий на задних лапах, а на другой — рыцарь на коне. Она тяжелая, чуть-чуть граненая, потемневшая слегка от времени, но это делает ее только интересней и красивее. Вот! Может это даже и не ко дню твоего рождения, но ведь положено всем пилигримам за свои сказания брать плату.

— Я не беру плату.

— Подарок. Пусть эта монетка станет волшебной, чтобы ты никогда больше не скитался по дорогам, пусть она отвадит тех, кого не хочешь видеть. Пусть дает сил обезоруживать врагов, пусть… Я хочу, чтобы у тебя был кров, защита, и ты никогда не знал нужды. — У Тактио отразилась печаль на лице: — Носи ее, как оберег, как напоминание обо мне.

Девушка протянула монету, которая казалась блюдцем в моих руках. Плохо стало от последних слов — отчего напоминание о ней? Куда она собралась? В дальний путь, оставив меня здесь, или иное предчувствие терзало ее сердце?

— Я знаю, — как подслушала она мои мысли, — это странно звучит. Я сама не знаю, отчего мне захотелось так сказать. Меня охватило горячее чувство хоть раз в жизни позаботиться о тебе по-настоящему и одарить так, как ты этого заслуживаешь… Мне пора. Я навещу посланника Ордена и вернусь с чем-нибудь съестным.

Тактио пожелала, и монетка на миг сверкнула, словно на ее поверхность попал солнечный луч!

Она убежала, а я перебрался к окну, жадно смотря из-за ставни на площадь вниз. И не я один. Мальчик Ультио со своей сестренкой тоже смотрели вниз, как Колдунья идет на кухни.

— Будь храброй! Помни, родная, что ты не умрешь.

— Я помню. — А голос звенел страхом.

Они забрались на подоконник, и брат крепко прижал к себе девочку. Она дрожала и готова была плакать. Я читал их мысли — ни о чем они не думали, кроме как о светлом будущем для всех на свете, не о смерти они думали. Безумцы!

День золотил крыши, залетные птицы пели, — что могло подтолкнуть их к краю в столь прекрасный день? Они стояли, обнявшись, и выжидали своей минуты.

— Она возвращается, — шепнул Ультио, увидев мою Тактио внизу. — Я с тобой, сестренка…

Он толкнул ее вниз из окна, и девочка с пронзительным криком стала падать. Не было ветра, чтобы подхватить ее тело, не было чуда, чтобы не дать ей разбиться, но была Колдунья, которая кинулась к ней, уронив свою ношу на камни площади.

— На помощь! — Во всю мощь своих легких закричал мальчишка. — Сюда! Сюда!

Маерор не дышала уже, лежала изломанной у граненой стены своей башни, и только сердце отсчитывало последние свои удары перед окончательной смертью. Тактио не думала о свете дня, не думала, что предстанет пред обитателями Замка, что подпишет себе приговор, раскрыв свою тайну — она лихорадочно стащила перчатки, и вцепилась в нее, словно это она сама умирала.

— Сюда! Сюда! — Срывал голос Ультио, и с радостью смотрел, как на его крик сначала выбежала прислуга, а потом показался и наследник, и его отец. — Она разбилась! Разбилась! Она выпала из окна!

Будь он проклят, гнусный ребенок! Будь он проклят за этот крик!

Много свидетелей было чудесному исцелению, и главным среди них был Титул. На его глазах оживала Маерор, светясь, как луна. Он видел живые завитки на руках Тактио, видел их силу и понимал, сквозь свое изумление, что все эти годы и Колдун и его дочь обманывали его.

— Нет, не казните меня… — взмолилась Тактио, все еще прижимая исцеленную девочку к себе, и глядя в холодное лицо Титула. — То была ложь во благо, господин. Так отец наказал.

— Не создавал он волшебного эликсира, не уносил он его рецепт в могилу свою, — багровел на глазах Принцепс, — а делал все, чтобы скрыть от меня рождение истинной ведьмы! Сколько колен в вашем роду были жалки и пусты?! Сколько отродьев звалось Колдунами только по роду своему?! Но ведь на мой век выпало твое рождение!

— Не казните меня… — голос Тактио все тускнел от страха, я один его слышал, считывая с дрожащих губ. — Я прошу вас.

— Порочь от нее! — Титул взмахнул своим посохом, и круг челяди разомкнулся, все попятились. — Брось эту девчонку, и ступай за мной!

Девушка покорно пошла, поставив Маерор на ноги. К ней тут же кинулся, успевший спуститься брат, но никто больше не подошел, страшась, что она, быть может, только призрак сейчас, или воскресший без души оборотень.

Титул запер свои Палаты за собой, и запер комнату, где хотел говорить. Ни один не должен был знать, о чем пойдет разговор.