Мой плохой босс (СИ)

Ведь это все — было не только для меня. Для него тоже. Он этого хотел. Он наверняка будет это отрицать, но он хотел. Это было ясно.

Хотя, чего я хотела? От Верещагина-то? Разве когда-нибудь с кем-нибудь он поступал иначе? Чего я ждала, что после первой же порки он встанет, припадет к моим ногам, и мы будем жить долго и счастливо? Ну, да, конечно. Это ведь так похоже на Антона Верещагина и его отношение к жизни.

Я переживу. И это его отступление переживу — тоже.

В конце концов, что мне от него надо было? Чтобы и он меня захотел? Так я уже пробовала простой секс, и простых Нижних для порок, и они прекрасно жили по разные стороны моей жизни.

Оставим Антона Верещагина в качестве мальчика, секса с которым у меня не было, но вот выпороть его однажды удалось.

А вот мешать это все — опасно. Для самой меня и опасно. Я знаю.

Ведь в того, кто спокойно дает все, что тебе нужно, — и влюбиться недолго.

Влюбиться в Антона Верещагина… Даже звучит по-идиотски.

Я встаю из кресла, вытаскиваю из-под кровати сумку, чтобы собрать в неё девайсы. Отстегиваю браслеты наручников от кровати, забрасывают в сумку паддл, флоггер, стек…

Руки невозмутимо делают свое дело.

А на языке все равно горчит…

_____________________________

*Сабдроп — для справки, ощущение после БДСМ-сессии, характеризующееся по-разному, но всегда негативно. Страх, тревога, неприятие — частое, хоть и не обязательное явление. Чем глубже был спейс во время сессии, тем сильнее может быть дроп.

**Сабспейс — для той же справки, кто не в курсе Тематичных терминов — особое трансовое забытье, на грани между бессознательным и сознательным, когда теряется ощущение времени и контроля над ситуацией. Описать ощущения в сабспейсе довольно сложно, но сабы часто находят в нем огромное удовольствие.

Глава 17. Ирия

На работу во вторник я еду по расписанию.

Злая, но с твердым намерением не позволить себе выйти из себя.

Снова на такси — потому что клинер для моей машины прибудет только вечером, а хоть там и выветрились эти мерзкие духи Ивановской, её волосня все равно поналипла к коже сидений.

Я не думаю о Верещагине. Я выдохнула то разочарование от его побега и не думаю.

В конце концов, не все могли принять в себе свою рабскую сторону. Ведь круто — это когда ты сверху, а когда ты снизу — вроде как и нет, да?

Самолюбивому наглецу типа Антона Верещагина согласиться с этим было не просто.

Ну, что ж, если он думает так — я точно не побегу объяснять ему, в каком месте он кретин. Тем более, что нет такого места — Антон “прекрасен” со всех сторон.

Хотя я могла бы многое ему рассказать и о том, что Нижний ни в каком месте не хуже Верхнего, а просто человек с иными потребностями. Вторая сторона медали. И нет ничего круче, нет ничего важнее, чем то, что человек тебя принимает. И готов принимать во всем.

Наверное, именно поэтому первая порка мне всегда запоминается гораздо ярче, чем первый секс с мужиком.

Это всегда — такое важное, почти сакральное событие.

Ну, если, конечно, это была не порка для контрактника, оплачивавшего мне два часа моего времени по четкому прайсу. Не с тем, кому просто нужна была боль и два часа унижения, чтобы встать и рвануть к жене, чтобы устроить ей ночь хорошего секса.

Ну, я, например, знаю, что с Прошей было именно так. Особенно вдумчивый секс у них с женой происходил именно после того, как он посещал меня.

Ему бы научить всему этому жену, но в семье он был этаким патриархом, и жена его — нежный хрупкий цветочек. Она один только раз, за семь лет супружеской жизни дала Прохору Степановичу пощечину, и до сих пор за это извинялась.

Не знаю, что есть вкусного в этой ванили, но видимо, что-то все-таки было. По крайней мере у нас никогда речи не заходило, что с женой он собирается разводиться. И «я с ней только ради имиджа» — тоже не было. У них крепкий тандем, и только я — тайный угол, к которому Прохор Зарецкий ездит в поисках того, что дома найти не может.

Ну, ок, я дам Антону время. Обдумать, взвесить и так далее. У меня, в конце концов, есть две недели до увольнения. Захочет продолжения — придет. Уж он-то знает, в какую сторону дверь моего кабинета открывается.

Не захочет — не придет.

А если придет, но не ко мне?

Мысль резкая, хлесткая — как оплеуха, и такая горькая, что от неё хочется сплюнуть. Это ведь в тысячу раз хуже, чем если он просто не захочет.

Ведь даже в Трессе — полный клуб тех еще сучек, и любая с удовольствием прихватизирует свободного раба с такой роскошной задницей.

И пусть равных мне среди них нет — и профессиональных мастериц по той же флагелляции*, но…

Но у них и связи с Верещагиным нет, отношения с ними могут стать тем чистым листом, который он, возможно, захочет.

А я не могу быть им, ведь я его знаю в реале. И он — мой босс. И естественно, он может опасаться огласки, если мы вдруг возьмем и продолжим.

Ох, и о чем я думаю? Ведь надо думать, что делать дальше с Прошиным контрактом, надо поставить его в известность о произошедшем деаноне, надо Тамару поставить в известность, наконец, потому что после этого Пэйн из тусовки может надолго исчезнуть. По моей вине.