Мой плохой босс (СИ)

— Господи, какой маразм, — я чуть вздыхаю, сжимая пальцами виски. Лично мне понятно, что Антон мне сейчас скажет. Ну, ей богу, это слишком очевидно. Ведь все, вчера, сегодня, все это говорило только о том, что ему нужно.

Верещагин же хотел меня уволить со скандалом — дисциплинарное взыскание за драку — то, что нужно. По результатам аудита-то меня прижать не получилось. И за невыполнение рабочего задания тоже. А тут — такой шанс, прямо в руки бросается. Ивановская ему богами послана, не иначе.

Теперь так просто можно сочинить сплетню, что я не только втюрилась в босса, но и подралась с его любовницей.

Шикардос!

Один нолик у зарплаты на будущем рабочем месте уже делает мне ручкой. Кому нужен скандальный сотрудник? А драчливый сотрудник кому нужен?

Что парадоксально, на Ивановскую я даже не злюсь. В этом шапито, что сейчас крутится вокруг меня, эта конкретная мадам даже не главная клоунесса.

Злюсь я в основном на саму себя — ведь я так просто подставилась. Впрочем, я все сделала правильно. Не могу себе представить, что поступила бы иначе. Мне даже сейчас противно оправдываться. И молчу я сейчас — правильно. Никому не нужны мои оправдания.

Одно только я понимаю, я — смертельно устала и не очень-то хочу дальше находиться в этом гадюшнике.

Поэтому я поднимаюсь с чертова дивана, опускаю пакет со льдом на стол, и шагаю к двери кабинета.

Антон перехватывает меня за рукав блузки.

— Ты куда намылилась, Ирина? — шипит он вполголоса.

— Домой, — честно откликаюсь я, — ты же все равно меня по статье уволишь, Антон Викторович, так увольняй сразу по двум. За прогул тоже. Не жалко.

— Ирина… — господи, даже сейчас — у меня от его взгляда будто кислотные ожоги по душе расползаются. Вот почему у меня никак не сформируется иммунитет? Что нужно сделать, чтобы это все перестало меня отравлять?

Нет, к черту. Эту работу, этого босса, этого проклятого мальчишку, одного вечера покорности которого мне было мало.

Я же знаю, что он меня не выберет. Знаю!

И на кой черт мне мальчик, который никак не может сам с собой определиться? Я — знаю, чего я хочу. Он — мечется между сладким и престижным, и сколько еще он будет страдать от необходимости сделать выбор? И где гарантии, что даже если он все-таки выберет верную сторону, примет себя — кто сказал, что я буду идти в комплекте с этим принятием?

Ивановская — вот зона комфорта Антона Верещагина, зона в которой нет ничего отвратительного для него, в которой можно самоутверждаться сколько душе угодно. И этот спектакль не имеет смысла, он не будет разбираться, он «поверит» ей. Даже если будет знать, что это все чушь собачья — все равно сделает вид, что верит в самую выгодную для его самолюбия версию.

А я… А я — задолбалась ждать, пока этот фрукт дозреет.

— Отпусти, — выдаю я резко — я умею делать так, будто голосом щелкаю кнутом. Это срабатывает. И у Антона дергается уголок губы — он смотрит на меня со злостью, будто я его прилюдно выдрала.

Да, да, вот это твое отношение, малыш, мне и поперек горла.

И все же — Антон реагирует на мой тон как надо. Его пальцы разжимаются.

Я ухожу.

Глава 23. Антон

В дверь постучали, в который раз за этот чертов час нарушая сеанс моего страстного совокупления с финансовой отчетностью. Никакого счастья в личной жизни, ни бабы нормальной не трахнуть, ни отчета проверить не дают. И это я еще все звонки на Игната перебросил!

И снова этот стук. Нерешительный и бесячий. Будто щенок под дверью скребется.

Бля, я же сказал Наташе, чтоб никого не пускала.

Третий раз… Третий раз при таком очевидном игноре со стороны начальства стучит только конченый п… папуас.

— Да войдите уже, наконец! — не выдерживаю я, отчаянно желая угробить назойливого посетителя одним только звучанием голоса.

Раскрасневшаяся зареванная Ивановская боком проскальзывает в мой кабинет, замирает у двери и смотрит на меня с явной надеждой на помилование. Так. Наташа у нас в этом месяце без премии за бабскую солидарность.

— Ты посидеть на дорожку зашла? — скептически уточняю я, разглядывая это чудное явление, видимо, решившее, что я не переживу, если она со мной не попрощается. — У Третьякова в приемной стульчики тоже есть. Занимать мое время вовсе не обязательно.

У Ивановской дрожат губешки. Господи, вот что за сопливое создание. Плачущая женщина по идее должна как-то деморализовать, выбивать из колеи, а нет, вот сейчас я только раздражен и ничего больше.

Интересно, а Ирина вообще бывает такой? Слабой, со слезами?

Картинка складывается плохо.

Ольга же стоит себе, молчит, глазами своими красными на меня таращится. Коробочку картонную обнимает.

— Все манатки собрала? — бесцеремонно интересуюсь я, откидываясь в кресле, покручивая свой любимый маркер между пальцами. — И расчет забрала? Документы у кадровиков не забыла? Пропуск сдала?

Мне же не надо, чтобы эта курица бегала сюда по всяким дурацким причинам. С глаз долой и чтобы никаких напоминаний о том, что это недоразумение у меня работало.

Ивановская судорожно кивает. И всхлипывает.