А у меня и без Хмельницкой в жизни хватало неадекватов. В конце концов, когда я выбирался из того дерьма, в котором родился — я давал себе слово, что не позволю себе быть проигравшим.
И ведь я выбрался. Смог сколотить свой капитал, найти себе партнеров. Когда Смальков согласился выступить основным спонсором моего проекта — вот это была оценка моих усилий.
И что, после всего этого я стану носить Хмельницкой тапочки в зубах? Послушно вставать на коленки и терпеть?
Нет. Не буду.
Вот только…
А кто, если не я?
Увы, но я-то знаю, что на эту конкретную сучку есть хороший спрос в её среде. И ведь у нас с ней был договор, что она откажется от своих мальчиков для порки, только если я их заменю.
Ну, по крайней мере, я предложил ей это. Вчера. Когда у меня отказали мозги.
— Ир… — Я снова цепляюсь взглядом за её профиль, снова переживаю это идиотское затмение «А если»…
Смирительную бы рубашку сюда. Или виски…
Хмельницкая встряхивает головой, зыркает на меня своими зелеными прожекторами. Интересно, она рентген взглядом делает? Очень на то похоже, на самом деле, если судить по пронзительности её взглядов.
— Ирина Александровна, — цедит Хмельницкая отрывисто, — Ирина. Ирочка, на худой конец. Никакой Иры. Ты мне — босс на две недели, Антон Викторович. И не хрен обращаться ко мне так, будто я тебе жена.
Согласен. Не хрен. Еще бы получалось.
— Нет, это трэш какой-то, — Хмельницкая недовольно кривит губы и пялится на меня, — невозможно при тебе работать, Антон Викторович, бесишь. Не мог бы ты…
Окончание красноречиво сглатывается. Да, так часто делают, когда хочется выразиться только матом, но это не очень одобряется субординацией.
Не мог бы я пойти нахрен из её кабинета? Интересное предложение, надо собрать брифинг на тему того, как быстро мне это сделать.
Хотя, это я не сам свалю, а так и быть, уступлю по её просьбе.
— Я подумаю, — хладнокровно откликаюсь я. На самом деле есть смысл в том, чтобы перебраться в конференц-зал. При Ирине мне самому работается не очень — уж слишком силен отвлекающий фактор.
А проверку нужно закончить, раз уж я её начал, тем более, что косяков, чем дальше глянешь в документацию, тем больше
— Вот и думай, — все так же ядовито шипит Хмельницкая и выскакивает из кабинета.
Дышать становится легче, работать — проще. Я снова зарываюсь в отчетность.
Просто приключенческий роман, на самом деле — история о нескольких криворуких идиотах, и о том, как стремительно к ним приближается поезд моих репрессий.
Ирина мне мешала добраться до кульминации, в которой точно стало бы ясно, сколько народу выживет, а скольким — придется волочить свои тушки на биржу, в поисках новой работы.
Аудитору моему — точно придется. Такое ощущение, что он просто не в курсе про ежегодную глубокую проверку, положенную по регламенту. И про ежемесячные плановые — тоже не в курсе. Нет, оно понятно, что Хмельницкую проверять — только время зря тратить, но и до неё была у нас финансовая история. Да и после — ну, мне реально интересно, за что он у нас зарплату получает? Надо будет веб-историю запросить.
Самому интересно понять, насколько жестокие моим идиотам я устрою репрессии. И как же жаль, что гильотина — не входит в список одобряемых законом дисциплинарных взысканий. Некоторым её очень не хватает. Голова же явно натирает. Ну, по крайней мере — Наталье, что подменяет Хмельницкую во время отпусков.
Перевода ей не видать, пусть девочка сильно не раскатывает губу. Не могу себе представить какие доводы она должна мне привести, чтобы я смирился с её присутствием в моей бухгалтерии.
Все сильнее одолевает нежелание пускать Хмельницкую в это её увольнение. Слишком уж хороша эта стерва. Прав был Геныч, найти ей замену будет сложно. Это только на взгляд ведь рынок труда переполнен работниками бухгалтерской сферы, на деле же вечно оказывается, что эта — ворует, эта криворукая, а эта — и то, и другое, да еще и перечисления в фонды и в налоговую вечно задерживает.
Но если Ирина останется — у меня перед глазами будет и напоминание о вчерашнем дне. О порке.
И если она будет тут, если будет мельтешить перед моими глазами — сколько я выдержу?
И в какую задницу прохерится мой имидж, если, не дай бог, кто-нибудь узнает?
Даже если бы она снова вернулась к этому своему асексуальному имиджу, я все равно видел бы вместо неё сучку в кожаных брючках, облегающих её бедра настолько плотно, что никаких разрезов не надо, чтобы подчеркнуть её сексуальность.
Я все равно буду видеть в ней Госпожу… Я уже в ней её вижу.
И поэтому — она не может оставаться в моей фирме.
Открывается дверь кабинета Хмельницкой, и мой взгляд сам дергается к дверям.
Я на самом деле хочу её снова видеть.
Вот просто — бля!
Облом. И облегчение сразу.
В дверях кабинета Хмельницкой стоит Игнат и задумчиво на меня пялится. Кому-то нечем заняться?
— Где у нас Ирина? — с интересом спрашивает Третьяков, а я припоминаю, что вчера он посылал Хмельницкой розы… И, кажется, в ту самую корпоративную субботу называл Смалькова Иудой…
Интересно, кто из них Иудушка-чемпион?