Мой препод Укротитель (СИ)

Но я стояла на своём.

– Нет уж. Вы сказали, мне придётся пойти с вами, потому как лишь я одна разбираюсь в хитросплетениях сюжета книги, так? Значит, моя помощь нужна, – Бранов поморщился, а я радостно заулыбалась. Похоже, волшебный рычаг воздействия найден! – Но если я так и буду идти с «завязанными глазами», толку от меня? Я не смогу помогать!

– Нет, Мика. Даже если ты узнаешь всё, что так хочешь, – отозвался аспирант с ухмылкой, – в процентном соотношении, проблем от тебя всё равно будет больше, чем толку. Так что не вижу смысла тратить силы на пустые разговоры. Идём.

Но я от возмущения и шагу ступить не смогла. Аж руками всплеснула, как рассерженная гусыня крыльями.

За период нашего с Брановым университетского общения я не всегда блистала знаниями, это верно. Но и повода говорить с таким пренебрежением – будто бы элементарных вещей мне ни в жизнь не понять – я не давала.

– Либо рассказывайте всё от и до, либо я вообще никуда не пойду.

Крепко сцепив руки на груди, я огляделась. Для пущего эффекта надо бы сесть, задрать нос и скрестить ноги, вот только ни валунов, ни поваленных деревьев не видать. А марать джинсы о красноватую, словно опалённую солнцем землю совсем не хотелось.

Бранов злобно сверкнул глазами.

– Пойдёшь. Как миленькая побежишь. Если, конечно, не хочешь, чтобы твоя подружка окочурилась, пока ты тут выделываешься.

Перспективка сомнительная вырисовывалась, если честно. Я неуверенно повела головой, а Бранище только пуще разошёлся. Будто учуял во мне сомнение.

– Так что замолкни и будь благодарна, что я тебя пожалел и взялся помогать. Шагай молча, делай, что я скажу и, пожалуйста, Вознесенская, прекрати наконец создавать мне проблемы! Боже, – сквозь зубы процедил аспирант, страдальчески коснувшись лба, – какого чёрта я вообще во всё это ввязался?..

Острые слова будто пробили грудь насквозь. Я судорожно вздохнула и опустила отяжелевшие руки.

Тоже мне, альтруист выискался. Решил помогать? Так помогай без-воз-мез-дно!

– Вот как, значит? – гнев ринулся топить благоразумие, и я сжала кулаки, готовясь сорваться с места. – Знаете, Ян Викторыч, спасибо, конечно, что подбросили до... – я с вызовом огляделась, но остроумного названия этого места, как бы ни старалась, не придумала. – В общем, неважно. Дальше я сама во всём разберусь. Не утруждайтесь сопровождать. Чао-какао!

Махнув рукой, я зашагала к высоким зубьям чёрного леса. Что творила, сама не знала. Это же так глупо! Куда я без аспиранта дойду?

Вот только обернуться, а уж тем более вернуться и заставить уязвлённое самолюбие замолчать, не получалось. Потому знай себе шагала и шагала на тяжелеющих ногах. Глядела вперёд, а душой каждую секунду жидала, что золотистое сияние разольётся по округе, и я останусь одна. Совсем одна на задворках своей глупой, никчёмной, никому не нужной книжонки.

Чёрт, ну до чего же я дурная и упрямая! Говорила мне мама, сначала думай. Сто раз думай, а уж потом…

Я уже готова была разреветься и кинуться в ноги к аспиранту с повинной, как позади раздался звук быстрых шагов. Доля секунды, и Бранище нагнал меня.

– Чао-какао… – проворчал едва слышно, пристроившись по левую руку. – Кто так говорит вообще? Детский сад, честное слово.

– Я так говорю, – фыркнула надменно, но шаг сбавила. Поджилки до сих пор тряслись, хотя от сердца вмиг отлегло.

Не бросил. Я не останусь одна!

Недолго время шли с Брановым молча, а затем аспирант, встроившись в ритм моего шага, подтолкнул меня плечом.

– Можешь начинать. Я весь внимание.

– Что начинать? – удивилась я.

– Как что? Благодарить меня, – Бранище состроил важную мину. – Нянькой для взбалмошной девицы я, конечно, не нанимался, но, видимо, выбора у меня нет.

– Выбор всегда есть, – возразила я, пропустив укор мимо ушей. – Так, значит, вот в чём причина столь внезапной самоотверженности. Вы решили идти за мной, пока «спасибо» не услышите?

– Как вариант, – совершенно серьёзно ответил Бранов, а вот я не сумела сдержать смешок.

– Ой, да ну вас!..

Ещё долго шли рядом по дороге, осеребрённой луной. Аспирант то и дело бубнил что-то о «хвалебных песнях» и «благодарностях в стихах», о медалях за «терпение и выдержку», а я только улыбалась тайком.

С трудом удавалось скрыть радость, да и благодарить аспиранта за то, что не бросил, и правда хотелось.

И шут с ними, с этими тайнами и секретами. Пусть остаются. Сейчас главное Оксанку найти и выбраться.

Остальное подождёт.

***

Уйма людей хоть раз мечтала оказаться в мире любимой книги. Это голубая мечта книгомана. Такая сладкая и такая недосягаемая.

Я скосилась на Бранова, шагающего с неизменно сосредоточенным выражением лица. Он, этот угрюмый аспирантище, осуществил мою мечту, а значит, мне полагалось радоваться и плясать джигу. Вот только где она, эта радость?

Я огляделась, нервно поёжилась и ускорила шаг.

Что-то недоброе скрывалось в колючих зарослях вдоль дороги, нечто тёмное дышало там, за горизонтом. Я это нутром чувствовала. Поэтому, несмотря на то, что Оксана где-то там, идти становилось всё тяжелее и страшнее.