Спустившись утром в столовую, Мишка застал там Алексея, неторопливо потягивающего крепкий чёрный чай. Старший из братьев Баркановых всегда вставал раньше всех. Увидев Мишку, он спокойно кивнул:
— Доброе утро. Будешь чай?
— Лучше кофе.
Мишка плюхнулся на стул, мимоходом ухмыльнувшись всей нелепости ситуации. Было неизменно дико встречаться со своими врагами вот так, за завтраком и на их территории, но с явным перевесом в свою пользу. После того, как совсем недавно сам разносил им кофе, выполняя роль бесплатного официанта.
— Если там, конечно, нет крысиного яда.
— Это не поможет, сам знаешь, — невозмутимо сказал Алексей. — Тебя сейчас никакая отрава не возьмет.
Мишка громко фыркнул. Леший уже не раз упоминал о его неуязвимости, но он и сам умел делать нужные выводы. Полученные царапины быстро затягивались, а синяки моментально исчезали как по волшебству благодаря золотистому сиянию магии в его венах.
Подвинув к себе тарелку с печеньем, он отметил, что еды становится всё меньше и меньше. Не имея возможности выйти из дома, лешие не могли пополнить запасы продовольствия, что, возможно, и спровоцировало вылазку хохотушки прошлой ночью. Вспомнив вчерашний переполох, Мишка оглянулся назад, высматривая хохотушку, обычно коротавшую время в самом дальнем углу столовой в ожидании приказов своих хозяев. Сегодня она сидела там же и ответила на его взгляд злобным оскалом, тут же принявшись что-то бессмысленно напевать и истерически хихикать. Звуки, срывающиеся с её губ, были очень характерными для таких существ, поскольку заменяли им нормальную речь и способ общения.
Хохотушка Баркановых ненавидела Мишку, и он это знал. Понял сразу, как только увидел, безошибочно улавливая ещё одним отголоском своей новоприобретенной силы чужую злость и ревность к повышенному вниманию со стороны леших. Он не ощущал ответной неприязни, только жалость и легкое отвращение, направленное отнюдь не в адрес несчастной. У этого создания отняли всё: жизнь, память, свободу. У неё не было даже имени. Проклятый Тим собирался и его превратить в такое.
— Вы просто чёртовы монстры, лешие, — не сдержавшись, выпалил Мишка, отталкивая в сторону чашку с недопитым кофе. — Сотворить с живым человеком то, что вы сделали с этой бедолагой, не только непростительно, но и мерзко.
— Считаешь, что у тебя есть право нас судить? — покачав головой, холодно спросил Алексей. — Мы те, кто мы есть. У каждого свои правила, и я могу напомнить тебе, что люди чаще других существ на земле совершают мерзкие и непростительные поступки.
— Неужели? Тогда, может, не разочаровывать тебя и снести половину этой комнаты на хрен?
Мишка сверкнул глазами, но тут же отмахнулся, не желая продолжать постоянный бессмысленный спор.
— Хватит сотрясать воздух. Вчера ты говорил, что проверишь кое-какие догадки насчет того, как нам с Дудкой и остальными поскорее выйти из вашего клоповника. Нашел что-нибудь?
— Претензии с утра пораньше? Какая поразительная наглость, и как мне это знакомо.
На бледном лице лешего промелькнуло подобие улыбки.
— Вы похожи с Тимом.
— Да подавись ты своим чаем. — Мишка скривился так, словно хлебнул неразбавленного лимонного сока. — Надо же было такое ляпнуть. У нас нет ничего общего. А по части наглости и коварства твой братец бьет рекорды, которые никому не переплюнуть.
— Чего? Это вы сейчас обо мне?
В комнату зашел Егор и, устало кивнув брату, рухнул на свободный стул.
— Леша, привет. Мих, а тебе недоброе утро.
— И вам того же и вас туда же, — кривясь ещё сильнее, буркнул Мишка. Если Алексея он ещё хоть как-то терпел, то Егор был в его чёрном списке, следуя сразу за старшим братом. Скрепя сердце он старался выносить его присутствие, и, как ни странно, младший Барканов платил той же монетой. Он не избегал встреч, поддерживал обсуждения наболевшей проблемы и иногда даже забывался, вступая в перепалки с Дудкой. Алексей и Арина также не прекращали вынужденного общения, а вот Зоя заговаривала с Мишкой и Денисом только в исключительных случаях, и то цедила слова исключительно сквозь зубы. Дядя Борис предпочитал большую часть времени отсиживаться в своей комнате, сохраняя царственное молчание, но самой впечатляющей была ситуация с Тимом. Он постоянно поедал Мишку диким ненавидящим взглядом, еле держал себя в руках и вообще переносил поражение хуже всех.
Алексей задумчиво рассматривал чашку с чаем. Было заметно, что его мысли витают где-то далеко. Мишка уставился на него, чувствуя, как холодная дрожь пробирает его до кончиков пальцев. Он чувствовал неуверенность лешего, ощущал его сомнения на каком-то подсознательном уровне, и это было гораздо сильнее, чем возможность улавливать ненависть хохотушки. Что-то невидимое, но вполне реальное связывало его с лешими, и это пугало до чертиков.