Мой путь

Мы спускаемся по невидимой и очень узкой лестнице, потом выходим в какой-то очередной тёмный переулок. Тут ветер в спину, подгоняет в нужном направлении.

Дома уже многоэтажные, света в них мало. На детской площадке скрипят, мотаясь туда-сюда, детские качели. Ветер треплет простыни на балконе, со звоном по грязной мостовой летит пустая жестянка. Трещит одинокий флюгер.

Здесь совсем другие звуки и запахи. Несмотря на ветер с залива, пахнет тут мощно. Жареная еда. Туалет. Машинное масло, уголь, горящее дерево. Что-то вроде свежего горячего асфальта, хотя асфальта в этом мире нет. В окнах редкие огни. Иногда слабый свет домашнего экрана – то, что удалось зарядить от городского. Иногда свечи. Вообще это красиво: свечи в окне, сразу про новый год думается. Но здесь свечки редкие и не праздничные ни разу. Освещают комнату с трудом, а нам снаружи света вообще не достаётся.

Я поскальзываюсь на чём-то, цепляюсь за Юру, кажется, платье порвалось… То самое, такое шерстяное и такое праздничное, синее с золотыми нитями, платье, в котором я несколько часов назад сидела на религиозном собрании. Как будто несколько лет прошло. Всё перекрыла история в аптеке Баха и поцелуи с Юрой…

А теперь ветер в лицо и скользкая дрянь под ногами. И вместо белой оборки на подоле какая-то рваная мочалка неопределённого цвета.

– Вечер добрый! – звучит вдруг из мокрого мрака. Мужской голос, хриплый, ничего в нём доброго нет.

Я жду, когда Юра ответит прохожему, но он замирает и тоже чего-то ждёт.

– Сколько? – спрашивает мужчина, всё ещё держась в отдалении.

– Пустые! – быстро отзывается Юра.

– А за сколько отдавали? – человек подходит ближе.

И я его узнаю.

Глаза в темноте привыкли, наверное. Плюс голос, вот этот – въедливый, обиженный.

Летом на набережной он пытался со мной торговаться, потом пришёл в книгоубежище, привёл с собой патруль, Тай меня утащила, спрятала в своей комнате. Сказала, что иначе меня бы арестовали как преступницу, ведь продажа энергии не через станцию – преступление (хотя на самом деле так все делают, как объяснил потом Ларий).

И вот тот странный мужчина появился снова. Выслеживал нас? Летом на нём была клетчатая рубашка. А теперь пальто. Тоже, кажется, клетчатое. Вот, буду звать его Клетчатый.

А он нас, как и раньше, зовёт людоедами.

Идёт за нами и бурчит, что мы наживаемся, грабим, что ничего святого у нас. Главное, молчать и не ввязываться. Обычный городской сумасшедший, типа тётки Тьмы. Кажется, в этой части Захолустья сумасшедших как-то побольше, чем у нас. Может, из-за того, что тут ближе к экрану? Эмоции зашкаливают и…

Меня хватают за плечо. Неприятно. Я оборачиваюсь.

Клетчатый. Его лицо совсем близко. Кислый запах. Противные жёсткие руки.

– Мама! Ой… Юра!

Он рядом. Вцепился в клетчатого, оттаскивает его от меня. Юра сильнее, увереннее. А я… Сперва я замираю, а потом тоже…

Я успеваю ударить Клетчатого, потом доходит: что я делаю? Так нельзя. Это же живой человек. Я совсем, что ли?

Я защищаюсь. Оно как-то само. После того, что случилось в аптеке, оно само во мне срабатывает.

Юра оттаскивает Клетчатого, разворачивает, толкает в обратном направлении. Тот шатается как пьяный. Как мой папа… Его тоже били!

Я кричу. Юра снова меня обхватывает, целует. Вот теперь можно плакать, выдыхать крики и слёзы. Клетчатого больше не слышно. Ушатался куда-то. Уполз.

– Дым, ты в порядке?

– Почему он ко мне полез?

– Ну… он фурсишка же… все мозги затрепал.

Мне не нравится Юрин ответ. Но очень нравятся поцелуи.

Мы идём через детскую площадку – пустую, тёмную. Железная горка гудит на ветру.

Впереди дом Тай. Я узнала рисунок на стене. Розовый граффити на жёлтом фоне. Что-то вроде цветов, перечёркнутых колючей проволокой. Символ или просто так? Сколько же я не знаю об этом мире? Надо будет спросить потом у Лария про символы и про то, чего от нас хотел Клетчатый. Мне кажется, он не просто так к нам полез. Он будто знал, что мы будем в этом месте в это время. Навёл кто-то? Или у меня уже паранойя от этой жизни? Я даже не знаю, что лучше.

В доме, где живёт Тай, по прежнему пахнет горелым растительным маслом, стиркой, сырым теплом. Но сейчас мне это в радость. Нормальные запахи, привычные, живые. За последние дни мой мир снова поехал кукухой, причём сразу в нескольких направлениях. Пусть хоть что-то будет прежним – вонючая лестница, щербатые ступени, слабый свет лампочки, из-за которого ступени коричневые, а не серые. Облупленная дверь, на которой в дневном свете есть царапины в форме зайца, а следы от солнца похожи на клочок бумаги. Сейчас это просто дверь, Юра по ней стучит, типа какой-то мотив. Кажется, так же стучали в книгоубежище со стороны сада, но я не помню, а аудиофайла записи нет.

«Тук-тук-тук, я твой друг». Вроде оно же. Не Юра ли тогда приходил в кногоубежище? Сказал что-то Тай и вернулся обратно, до того, как мы с Августом появились дома. Да ну, зачем ему такое? Зачем ему вообще Тай? Мы же теперь вместе!

А вдруг Тай не захочет Юру впустить? Я кричу так, чтобы было слышно сквозь дверь.

– Тай! Это я! Открывай!

Нам отпирает Тьма!