Мой путь. Я на валенках поеду в 35-й год

С реки Салехард не виден, но из-за поворота поплыли пустые бутылки, наконец появился берег с убогими хижинами и кое-какие городские постройки. Берег представлял феерическое зрелище. Стояла жара, и он был усыпан купающимися мужиками, в основном недавними зэками. Никаких купальных принадлежностей для них, конечно, в магазины не завезли, поэтому они плавали в разноцветных женских панталонах того типа, какие Жерар Филип привез из России и демонстрировал в Париже… Розовой, фиолетовой и других приятных расцветок.

Лошадей и рабочих с проводником мы отправили в тундру на место встречи к реке Кокпела, а сами пытались договориться с летчиками о перебросе. Летали двухместные самолеты «Ш-2» – так называемые шаврухи. Одномоторный фанерный самолет, обклеенный серебрянкой, взлетал с воды и садился на небольшие озерца, которых в тундре было предостаточно. Отправили моего начальника Е. Кунегина и несколько ящиков сгущенки. Тут случилось ЧП. Кто-то заблудился в тундре, и начались поиски. Пока искали, у летчиков закончился лимит полетов. Кунегин сидел на озере, обжирался сгущенкой и пускал ракеты. Л. Долгушин вел переговоры с летчиками. Сошлись на том, что надо помочь подклеить серебрянку и выпить с ними бидончик спирта. Отправили на это дело меня. Дело оказалось нелегким, особенно в части потребления спирта, но обошлось. Закинули нас на озеро, скоро подошли и лошади.

Вечером первого дня я решил продемонстрировать свой трудовой энтузиазм. С трехрядной сетью я умел обращаться, но не учел, что сеть может быть некондиционной. Грузила проваливались в ячею, так называемую режу. Я плыл по озеру в резиновой лодочке, распутывал и ставил сеть. Меня жрал гнус и все, кому не лень: комары, мокрец (наногнус) и самая агрессивная мошка – черненькая, с белыми ножками, она напоминала в миниатюре правительственный лимузин ЗИЛ-110. Мошка не сосет кровь, а выгрызает мясо. Я греб, распутывал, ставил сеть и обмывал лицо водой. Кое-как справился, пошел спать. Утром вышел из палатки и удивился: мир вокруг я видел, как через танковую щель. Народ, глядя на меня, покатился со смеху. На лице не было ни глаз, ни ушей. Голова представляла собой большой бело-розовый шар. «И ахнул от ужаса русский народ – Ой, рожа, ой страшная рожа!» (А. К. Толстой). Зато это была мощнейшая вакцинация, и я до сих пор спокойно переживаю любой гнус. А рыба была одна из самых вкусных в мире – пыжьян и муксун. Меня научили готовить малосол: рыбу слегка солили внутри и клали в мох; через сутки мясо начинало отваливаться от костей и напоминало по консистенции густую сметану.

Перед выходом в поле отпраздновали с соседями день железнодорожника, как положено. Я допустил бестактность. Проводник потребовал еще выпить, и Кунегин послал меня за спиртом. Мне стало жалко спирта, и я налил ему тройного одеколона, что было политически некорректно. Проводник выпил с выражением лица Ф. Раневской в фильме «Свадьба». (По фильму, А. Грибов налил ей что-то в рюмку, а Ф. Раневская, выпив, застыла с окаменевшим лицом, из уголка ее рта потекла струйка жидкости…)

Проводник встал, вышел, и больше мы его не видели. Потеря была небольшая, так как у нас была карта и еще один проводник, но мне попало и за одеколон, и за проводника. Спасло происшествие с железнодорожниками: сначала геодезист залез головой вперед спать в спальный мешок и чуть не задохнулся (мы помогли его вытащить). Потом железнодорожники решили отметить это событие салютом из ракетницы, правда, не выходя из палатки. Палатку потушили и на радостях забыли про мою историю с проводником…

Некоторое время жили в лагере. Охотились. Однажды к нам приехали ханты. Предложили шкуры молодых оленей-важенок. На следующий день отправились к ним. Был Ильин день – яркий и солнечный. Вокруг снежные горы. С помощью лаек ханты собрали оленей и начали выбирать важенок под один тон для шубы девушки начальника. Выложили их перед нами, согласовали. Одну тушу освежевали и разрезали пополам. Вынули внутренности и заполнили кровью с солью. Сели вокруг есть мясо, обмакивая его в кровь. От нашей партии выделили меня. У меня тогда зубы были хорошие, мог достаточно выпить спирта и – что очень важно! – я курносый. Откусить еще теплое мясо оленя невозможно. Хозяева использовали острый нож, которым быстро орудовали перед носом, отрезая куски. К счастью, и у них, и у меня были короткие носы.

На следующий день ханты играли «в очко», а когда один из них все выиграл у своих, приехали играть к нам. В нас взыграл синдром белого человека – неужели не обыграем этих чучмеков?! Я все понял и ушел, проиграв двухнедельную зарплату, с остальными вышло хуже – наш гость обладал фантастической оперативной памятью.