Мой путь. Я на валенках поеду в 35-й год

Начался переход через Кокпельский перевал. Мне выдали коня – маленького, мохнатого и очень ловкого. С этого дня началась моя долгая любовь к лошадям. Шли сначала по лесотундре, потом вдоль Кокпелы. Горная речка состояла из бочагов и перекатов. В бочагах стояли хариусы. Я перекрывал бочаг небольшой сеткой, залезал в ледяную воду и гонял хариусов, пока все они не запутывались в сетку. В процессе нужно было нырнуть к запутавшемуся хариусу, прокусить ему загривок, пока он не выпутался, и плыть к следующему. Проводник с высокого берега считал добычу. Тут же на берегу устраивали коптильню и коптили рыбу. Свежекопченый хариус – потрясающий деликатес, даже под спирт. Муксун, пыжьян, хариус и, позже, в Салехарде, нельма! Такой вкусной рыбы я не ел ни в одном из лучших ресторанов мира.

Добрались до устья Кокпелы, где она впадает в известную реку Сосьву (сосьвенская селедка – маленькая сиговая рыбка – считается замечательным деликатесом, похожим на ряпушку из Плещеева озера). Сосьва – мутноватая равнинная река, а Кокпела – чистая горная речка. Там, где они смешиваются, в чистой струе живет таймень, а в мутной – щука. Щука боится тайменя – он сильнее и больше. Долгушин в Москве ухитрился достать новый немецкий спиннинг и жаждал испытать его в деле. Забросил, клюнул окунь. Тащил, тащил его, и спиннинг сломался. В итоге дорогая снасть была испорчена, а удалось вытащить лишь небольшого окунька.

В это время мы с проводником начали рыбалку с лодки и якоря. Он отломил от ложки ручку, сделал дырку в ложке, засунул туда подковный гвоздь, привязал веревку и бросил в реку. Довольно быстро ложку заглотнул таймень. С большим трудом мы втащили его в лодку. Сохранилась фотография: я держу вертикально тайменя, хвост которого на земле, а голова чуть выше моего плеча; в его пасти легко бы поместилась и алюминиевая миска.

Позже у меня появилась еще одна обязанность: сдуру рабочий подстрелил молодого орла, и я его выхаживал. В дороге он был привязан к седлу лошади за ногу и когда расправлял крылья, то покрывал ее от холки до хвоста. В тайге проблем с пищей для него не было, я стрелял ему уток и куропаток. Утку он разрывал на три-четыре части и заглатывал целиком с перьями. Потом ложился на зоб и переваривал. Остатки извергал в виде извести на 2–3 метра. С нами был хитрый местный пес, который все время обманывал благородного орла. Сначала он ходил на недоступном для орла расстоянии. Орел следил за ним непрерывно, иногда переворачивал голову «вверх ногами». Постепенно траектория приближалась к вожделенной утке. В какой-то момент пес молниеносным движением хватал утку и убегал. Он проделывал этот трюк многократно и с полным успехом…

На Сосьве мы построили плот, лошадей с проводником отправили обратно, а сами поплыли к Сосьвинскому Сору – огромному разливу Сосьвы перед впадением в Обь.

Экспедиция на Урал (1954). Проводник, повар и я. Идем через перевал к Оби, перегоняем коней

Экспедиция на Урал (1954). Переходим через реку Кокпела

Во время экспедиции. Мы выходили на Обь и когда уходили из лагеря, чтобы медведь не съел овес, мы его привязали. Но медведь все равно забрался и все съел. Наверху: начальник партии

Речка Кокпела, таймени

Тот самый орел. Пока мы плыли по реке Сосьве, он постоянно сидел на носу, привязанный за ногу веревкой

Шагаем через речку Кокпела, слева проводник, сзади я, справа – рабочие

Я (в центре) строю плот для сплава по реке Сосьве

По дороге встречали лосей, вышедших на водопой. Плота они не боялись. Уже на Соре встретили стаю лебедей. Какое-то время могучие птицы летели рядом. В устье мы подождали пароход и на нем по Оби поплыли в Салехард. Публика здесь была сомнительная, но орел прекрасно охранял наш багаж на палубе. Белый круг вокруг кучи багажа означал границу запретной зоны, и никто не рискнул в нее проникнуть. Прибыли в Салехард. К этому времени орел уже оклемался, и я его выпустил. До сих пор воспринимаю его как близкого друга.

Экспедиция затянулась, я немного опаздывал на занятия, и в ресторане «Белый дом», запивая нельму в кляре «белой пургой» (смесью водки с шампанским), мы сочинили телеграмму в МГУ о том, что партия с Велиховым застряла из-за снегопада в горах, принимаются меры спасения. Эта телеграмма очень подняла мой престиж на физфаке.

Вот так я нашел выход моей тяге к бродяжничеству. Эта болезнь, оказалось, передается по наследству – ее унаследовал мой старший сын.

* * *