Мои путешествия

Я нагнулся в люк каюты и крикнул капитану: «Идите быстро на палубу, смотрите комету». Леонид Константинович лежал в спальном мешке. Пока он вылез из него, а потом на палубу, комета шла некоторое время рядом с нами, а потом резко на девяносто градусов ушла вправо с такой скоростью, что только пятнышко светящееся было видно в течение нескольких секунд.

После этого мы сидели, долго гадали и вспоминали рассказ командира заставы о летающих тарелках над островом.

Пчела

4 февраля 1991 года

15°55’ ю.ш., 25°00’ з.д.

10:00. Идет черная грозовая туча. Столько дней не было дождя! Все, что испарялось с поверхности океана, где-то собиралось и сейчас обрушится на нашу голову. Туча идет так низко, что, кажется, зацепится за мачту «Карааны». Молнии, как стрелы, одна за другой летят в воду. Дай Бог, чтобы они не избрали нас своей целью.

Сегодняшняя ночь прошла спокойно. Просыпался только для того, чтобы откачать воду. Снились хорошие сны. То я летал над землей, над нашими кручами на Азовском море. И так высоко, что аж дыхание захватывало. Внизу видел всю нашу деревню. Странно, я никогда не видел ее с высоты птичьего полета. А во сне поднялся и разглядел все до мельчайших подробностей, в том числе наш дом и акацию у дома.

Дедушка говорил, что когда после семнадцатого года они переехали сюда, то акация уже росла, и была такой же здоровенной. Ни одного дерева не было рядом выше нашей акации. На ней же больше всего цвета — «кашки». Мы, пацаны, любили есть ее, она была сладкой. Но ее осторожно надо было рвать — там множество острых колючек. И над каждым деревом кружились рои пчел. А какой мед с акации! Белый, с великолепным ароматом. Сколько меда я перепробовал в разных городах и странах, но не было вкуснее нашего домашнего меда — с нашей акации. Я помню его и сейчас.

Однажды я не усмотрел пчелу и вместе с «кашкой» проглотил. Она ужалила меня в горло. Сколько было крика! А случилось это так. На всех деревьях уже мало осталось цвета — мы его оборвали, да и сам он опал. Осталась «кашка» только на вершине нашей акации, но туда не каждый пацан мог долезть. Только я да Мишка Кислых. Если захотим, то сбросим вниз несколько гроздей этого цвета, чтобы друзья наши тоже ели. Они стоят под деревом и клянчат. Мы тут, конечно, герои. Хотим — дадим, не хотим — обойдутся.

Так вот, на вершине акации я двумя руками рвал «кашку» и запихивал в рот. А она сладкая, настоялась на солнце! И не заметил, как съел пчелу. С криком, не чувствуя, что колючки впиваются в руки и ноги, я кубарем скатился вниз и бегом к колодцу. Припал к ведру, как корова, и пил до тех пор, пока вода не заполнила меня всего. Даже через нос пошла. Оторвался от ведра, оглянулся, а вокруг напуганные пацаны стоят. Они не знали, что со мной произошло, а только видели, как я в секунду скатился с дерева и выпил почти полведра воды.

Когда я рассказал, все начали смеяться. А Шурка Рыбальченко — он был богомольным — сказал: «Тебя, Капитан (это была моя детская кличка), Бог наказал за то, что не сбрасывал нам “кашку”».

Оно и верно. Вот Мишка сбрасывал им эту самую «кашку», и Бог его миловал.

Долго еще болело у меня в груди. И долго еще я смотрел на дерево и удивлялся, как смог так быстро спуститься с такой высоты. С нее видать даже «могилу» — курган в двух километрах от деревни.

«Археологи»

4 февраля 1991 года

Мы жили на земле, на которой раньше обитали скифы. После них по всей степи остались высокие курганы — их захоронения. Мы любили ходить на эти могилы. Там жило множество сусликов. Вокруг курганов все поля вспаханы, а холмы никто не трогал. Боялись, что трактор может провалиться. На курганах росла многолетняя трава, на ней мы пасли коров. И пока они ходили, жевали траву, мы играли в ножичек.

Как-то раз во время игры увидели возле свежей норы суслика. Вместе с землей он выбросил из норы небольшую бронзовую ложечку. Она досталась мне, как капитану. И тогда мы решили стать археологами, раскопать и посмотреть, что же там, в могильниках, есть. Наши, деревенские, боялись этой самой ближней могилы. Ночью никто не осмеливался подходить к ней — про нее рассказывали всякие страшные истории. Мы тоже боялись, значит, раскопки надо вести только днем. Чтобы никто не догадался, чем мы занимаемся, решили каждый день пасти коров на кургане. И каждый день, тайком от всех, раскапывали могилу древних скифов. Любопытство побеждало страх. На этом кургане мы были первыми «археологами», а вернее — могильными ворами. Но мы, дети, тогда этого не осознавали.