Мой роман, или Разнообразие английской жизни

– Любезный мистер Лесли, отвечала маркиза, с унынием, которое выражалось тоном её голоса и томительностью взоров: – я уже довольно прожила в мире действительном, чтоб уметь отличить ложь от правды. Я вижу насквозь сердца тех пламенных обожателей, на которых вы указываете, и знаю, что ни один из них не прикроет своей горностаевой мантией женщину, которой он высказывает свое сердце. О, продолжала Беатриче с нежностью, которой она сама не подозревала, но которая могла бы оказаться чрезвычайно пагубною для молодого человека, которого чувства не охладели еще до такой степени, и который не умеет еще так верно охранять свое сердце от кокетливости женщины, как Рандаль Лесли: – о, я не так честолюбива, как вы полагаете. Я постоянно мечтала о друге, о товарище, о защитнике, с чувствами все еще свежими, неиспорченными еще пошлыми увеселениями и низкими удовольствиями, с сердцем до такой степени новым, невинным, которое могло бы возвратить мое собственное сердце к той поре моей жизни, которую я считала счастливой весной. Мне случалось видеть в вашем отечестве несколько супружеских пар, одно воспоминание о которых всегда наполняет глаза мои слезами умиления. В Англии я научилась узнавать всю цену домашней, семейной жизни. При таком сердце, какое я описала, в кругу такой семейной жизни, быть может, я бы забыла то, что всегда считала не совсем-то чистым честолюбием.

– Этот язык нисколько не удивляет меня, сказал Рандаль: – но только он не согласуется с вашим первым ответом мне.

– Вам, возразила Беатриче, с улыбкой и принимая свою обыкновенную беспечность и более свободное обращение: – вам, правда. Но я никогда не имела на столько тщеславия, чтобы позволить себе думать, что вы, с вашей ко мне преданностью, могли перенести пожертвования, которые неизбежно были бы связаны с супружеской жизнью; что вы, при вашем честолюбии, могли бы приковать мечты о счастии к семейному быту. Кроме того, сказала Беатриче, вздернув головку и принимая серьёзный, даже в некоторой степени надменный вид; – кроме того, я ни под каким видом не согласилась бы разделить мою судьбу с человеком, которому моя бедность была бы в тягость. Я бы не послушалась внушений моего сердца, еслиб оно билось к обожателю без состояния, потому что тогда я принесла бы ему одно только бремя и вовлекла бы его в союз с бедностью и долгами. Теперь, – о, теперь! совсем другое дело. Теперь у меня будет приданое, которое во всех отношениях будет соответствовать моему происхождению. Теперь я могу, нисколько не стесняя себя, сделать выбор по сердцу, как женщина совершенно свободная, но не как женщина, покоряющаяся необходимости, бедная, доведенная затруднительными обстоятельствами до отчаяния.

– А! поздравляю вас от чистого сердца, сказал Рандаль, сильно заинтересованный и придвигаясь еще ближе к своей прекрасной собеседнице: – значит вы имеете довольно верную надежду сделаться богатой?

Маркиза, прежде чем ответить на этот вопрос, остановилась на несколько секунд. В течение паузы Рандаль распустил паутину своего плана, которую он втайне выплетал, и быстро сделал соображения такого рода, что если Беатриче ди-Негра действительно получит богатство, то согласится ли она отвечать на его предложение соединиться с ним брачными узами, и если согласится, то каким образом ему лучше переменить тон дружбы на тон пламенной любви. Во время этих соображений Беатриче ответила:

– Не так богатой для англичанки, но для итальянки «да». Мое состояние будет простираться до полу-миллиона….

– Пол-миллиона! вскричал Рандаль и с трудом удержался, чтоб не упасть перед маркизой, с чувствами благоговения, на колени.

– Пол-миллиона франков, досказала маркиза.