– Франков! сказал Рандаль, медленно переводя дыхание и оправившись от внезапного энтузиазма. – Это составит около двадцати тысячь фунтов! то есть восемьсот фунтов годового дохода! Приданое весьма хорошее, без всякого сомнения. (Самая джентильная нищета! произнес он про себя. – Слава Богу, что я не попался! Впрочем, позвольте, позвольте! это с одной стороны устраняет все препятствия в моем прежнем и лучшем проэкте. Посмотрим, что будет дальше). Очень, очень миленькое приданое! повторил Рандаль вслух. – Миленькое не для какого нибудь
– Неужели у меня есть румянец? спросила маркиза, заключая слова свои серебристым смехом. – Мне кажется, что ваше усердие к вашему другу обманывает вас. Впрочем, признаюсь вам откровенно, что его бескорыстная любовь очень тронула меня, – любовь очевидная, хотя и выражаемая сильнее взглядами, нежели словами. Я не раз сравнивала эту любовь, которая приносит мне честь, с любовью других поклонников, которой они хотят унизить меня; больше я ничего не имею сказать. Положим, что ваш друг имеет прекрасную наружность, благородное, великодушное сердце, но при всем том в нем недостает того, что….
– Вы ошибаетесь, поверьте мне, прервал Рандаль. – Извините, я не позволю вам окончит ваш приговор. В этом человеке есть все, чего вы еще не предполагаете: его застенчивость, его любовь, его уважение вашего превосходства не позволяют его душе и его натуре показать себя в более выгодном свете. Вы, это правда, имеете наклонность к литературе и поэзии – качество весьма редкое между нашими соотечественниками. В настоящее время он не имеет этого, да и немногие могут похвастаться тем. Впрочем, какой Кимон не усовершенствует себя под руководством такой прекрасной Ифигении? Недостатки, которые он оказывает в себе, принадлежат вообще всем молодым и неопытным людям. Счастлив тот брат, который мог бы увидеть сестру свою женою Франка Гэзельдена!
Маркиза молча подперла щеку рукой. Для неё замужство было более, чем оно обыкновенно кажется мечтательной девушке или неутешной вдове. Непреодолимое желание освободиться от надзора её безнравственного и безжалостного брата до такой степени слилось с составом её бытия, – все, что было лучшего и возвышенного в её смешанном и сложном характере, до такой степени отравлено и заглушено в ней одиноким о постоянно открытым положением, двусмысленным поклонением её красоте, различными унижениями, которым подвергали ее денежные затруднительные обстоятельства (включая сюда и намерения графа, который, при всей своей алчности, не скупился на деньги, и который временными и, по видимому, причудливыми подарками в одно время и отказами во всякой помощи в другое, вовлек ее в долги, с тем, чтобы во всякое время иметь ее в своей власти), положение, которое она занимала в обществе, до такой степени было оскорбительно и унизительно для женщины, что в замужстве она видела свободу, жизнь, честь, самоискупление. Кроме того, мысли, принуждавшие ее действовать сообразно с планами, при исполнении которых граф, получив себе невесту, обязан был возвратить ей значительный капитал, располагали маркизу принять с удовольствием предложения Рандаля Лесли в пользу его друга.
Адвокат Франка видел, что он произвел уже впечатление, и с удивительным искусством, которое сообщалось ему совершенным знанием натур, принятых им для изучения, он продолжал развивать свое ходатайство такими доводами, которые, без всякого сомнения, должны были произвесть желаемое действие. С каким неподражаемым тактом он избегал выражать панегирики Франку, как лицу весьма обыкновенному, и в то же время выставлял его настоящим типом, идеалом того, что женщина, в положении Беатриче, могла бы пожелать относительно безопасности, спокойствия и чести семейной жизни, доверия, постоянства и преданной любви в своем супруге! Он не рисовал земного рая – он описывал небо, он не выставлял в ярком свете героя романа – они очень просто и ясно изображал представителя всего достойного уважения и действительного, к чему всегда прибегает женщина в ту пору, когда роман начинает казаться ей обманчивой мечтой.