Мои седые кудри

Первое, что пронеслось в голове: «Пришла ночь моей гибели!» И тут же: «Где Аппе? Он не даст мне погибнуть! Узнает, поскачет в погоню, уложит врагов!» При этой мысли почувствовала себя смелее. «Пока дышать буду, не позволю над собой надругаться!» — решила я.

Говорят, женщина все равно что кошка — семидушная. Хоть одна душа, но спасется. Если бы только Аппе и Гайто узнали вовремя. Каким-то чудом вытолкнула кляп изо рта, и сразу будто сил прибавилось. Попыталась высвободить руки, чтобы вцепиться в врага своего, но не смогла. «Тох и Хох, братья мои, где вы?»

Через некоторое время лошадь сбавила шаг. Тише поехал и другой похититель. И еще какой-то человек подъехал, ощупал меня, глухо сказал:

— Развяжи ее!

Голос показался очень знакомым, до того знакомым, что я даже испугалась: «Алимурза? Мой дядя? Решил нажиться на сиротской крови!» Мне показалось, что я закричала со страшной силой, но вместо этого услышала, как дядя, уже настойчивее, сказал:

— Она же у тебя задыхается! Да развяжи ты ее! Не бойся, не убежит. Сама теперь не уйдет. Ославиться не захочет!

Подумала: «Может, похититель мой хоть в присутствии дяди Алимурзы не станет насиловать меня!» А в голове, словно каменный смерч, колотились мысли: «Что делать? Как спастись?»

Наконец меня сняли с лошади и опустили на землю. Дядя Алимурза сам развязал веревки и высвободил меня из-под бурки. Сказал полушутя:

— Дыши, а то этот абрек чуть не задушил, вот как он любит тебя. — Потом обратился к похитителю, который спрыгнул с коня: — А теперь, парень, давай быстро обещанное. А то мне еще надо погоню с пути сбить.

Дядя не стеснялся, говорил прямо, будто судьба моя была решена и никакой дороги назад уже не было. Холодный пот пробил меня. Зуб не попадал на зуб. Я стояла между трех абреков и трех разгоряченных коней. Овечка в волчьей стае. Глянула исподлобья в сторону похитителя, к которому обращался Алимурза. В темноте было трудно разобрать лицо, но мне показалось, что это тот самый парень с обросшими щеками, который вечером танцевал со мной. Ощутила его тяжелые ухватистые руки. Как звонко позвякивали удилами кони! Их фырканье, казалось, должны были услышать все люди в деревне. Но кругом стояла тишина.

Одинокие звезды в небе были бессильны рассеять ночную тьму, наводившую страх. Темной стеной окружали нас кукурузные стебли. Лес непролазный. Я никак не могла определить, с какой стороны находится наше село. Если бы у меня был кинжал! Заколола бы всех!..

— Пусть твоя племянница скажет, что идет за меня замуж по доброй воле, — хрипло произнес мой мучитель. — И получай свои деньги…

— Такого уговора не было! — обиделся Алимурза.

— А теперь есть! — отрезал абрек. — Знаю я ваших Аппе и Гайто. Припишут насилие, а потом расхлебывай в Сибири… Вот пусть при свидетелях твоя племянница скажет, что хотела сама… И дело с концом. Свое получишь… Правильно, что ли? — он повернулся к своему приятелю.

В потемках разобрать, что это за человек, было трудно. В ответ он только буркнул.

Сырой могилой представилась мне моя жизнь. Сказать «да» и согласиться стать женой? Да лучше смерть, чем эти страшные щеки коснутся меня! Щетина каждая подобна ядовитой колючке…

— Ладно, отойдите, я один! — расхрабрился и отчаялся дядя. — Вам вынь да еще в постель положи…

Абреки нехотя отошли в сторону. Один вошел в кукурузник.

Алимурза положил руку мне на плечо:

— Назират, соглашайся… Где ты найдешь такого парня? А какой калым дает! Тысячу рублей! Богатство-то какое! Столько за всех девушек в нашем роду не получим. Мать твоя и сестры сразу разбогатеют. Полтысячи тут же отсчитаю Гурион. Да пусть накажет святой Дзивгис всех, кто пожелает вам, сироткам, плохого!..

«Вот и пусть бы он поразил тебя громом…» — проклинала я.

— Назират, не упускай своего счастья! — убеждал дядя. — Будешь ты жить у него не хуже княгини, в шелках станешь ходить.

— Неужели? — прикинулась я.

— Клянусь тебе святым Дзивгисом! Парень этот стоит тысячи таких, как Аппе! Нет ему равных на всем Кавказе: что захочет — найдет, что задумает — сделает… Приглянулась ты ему — с песней жизнь проживешь! Клянусь!

Смотри, дядя, захвалишь, — сказала я так, будто и впрямь готова была согласиться.

— Ну, не мешкай, — торопил он. — Сама знаешь, как по нашим обычаям. Если уж кого похитили, тому дорога назад заказана. Никому ты после этого нужна не будешь. Все отвернутся, если не покоришься! Украли — все равно что обесчестили…

— Да, дядя, да, все равно что обесчестили, — говорила я, а сама озиралась вокруг: абреки-похитители отошли еще дальше.

И вдруг — откуда только смелость и решимость взялась — я ударила Алимурзу ногой в пах. Дядя скорчился, вскрикнул и повалился наземь.

— Ой, убили!..