Мой сенбернар Лондон

Гуляли мы с Евгенией Арнольдовной в парке. Был праздничный день, и потому много пьяных. Евгения Арнольдовна сказала, что с Лондоном чувствует себя под защитой. А Лондон тогда в полную свою силу толком еще и не вошел. Став стареньким, Лондон, конечно, уже не был столь подозрителен и насторожен при виде незнакомцев, но охранных инстинктов своих не утратил, отслеживал ситуацию на прогулке. Только, в соответствие с возрастом, делал это без лишней суеты и не напрягался по надуманным поводам.

Когда Лондон достиг своей интеллектуальной, да и физической зрелости, то есть где-то после двух лет, я поймал его вот на чем: ему было неловко перед нами, когда он болел, совестно, что мы расстраиваемся из-за него (он же видит, что мы расстраиваемся!), хлопочем, прилагаем усилия. Лондону было стыдно огорчать нас и заставлять нас возиться с ним. Конечно, это касалось не слишком тяжелых заболеваний, когда он страдал серьезно, тут уже ему не до сантиментов, он уходил в себя.

Наш ветеринар объяснил, что собака есть психологический слепок со своих хозяев. Я, конечно, тронут, даже польщен, но, тем не менее, я бы не стал записывать все добродетели Лондона на свой счет. Что-то в нем было свое, заложенное изначально. Да, наверное, не развилось бы в менее благоприятных условиях. Но заложено в нем было многое. И мы сами учились у него… было, было чему.

6. Кулинарные изыски

Заводчица велела кормить его коровьим рубцом. Вещь, дескать, бесценная для нормального физического и нравственного развития щенка. К тому же, недорогая. Действительно, недорогая. Но очень уж специфическая. Особенно своим запахом. Начинаешь его разделывать, и очень быстро возникает желание заплатить любые деньги, лишь бы не было этого чудного запаха.

Я купил себе противогаз, не респиратор, а противогаз именно, настоящий, наверно, армейский. И в этом противогазе, в перчатках по локоть, в приобретенном для этих нужд специальном фартуке разделывал, да что там! рубил этот самый рубец полуметровым ножом-мачете. Однажды священнодействую над любимым своим рубцом, можно сказать, увлекся. Вдруг звонок. И я, механически, «на автомате», во всем этом своем прикиде иду открывать дверь. Фантазирую, конечно же… не «на автомате», просто знал, что это Аня, она как раз должна была сейчас вернуться из гастронома, и я решил ее немного развлечь. Открыл дверь, а на пороге тетенька, пришла проверять электросчетчик. Так совпало.

Аня уверяла, что меня вполне можно снимать в кино. Что-нибудь этакое, в жанре постапокалипсис. Со стороны виднее, конечно, но в нашей квартире дело, кажется, шло, ну пока что еще к самому апокалипсису. (Не будем перепрыгивать через этапы!) Опять же, из-за запаха.

В общем, мы решили перевести нашего юного монстра на нормальную человеческую пищу. Было, конечно, некоторое чувство вины перед заводчицей, дескать, мы оказались не на уровне ее методических требований, мы дилетанты… «Но он же так радуется рубцу», – не сдавалась наша заводчица. Действительно, радуется. Потому, что он в жизни не ел ничего другого. Он просто думал, что в жизни нет и не может быть ничего прекраснее рубца. (Чувство вины нас уже покинуло.) А тут такое открытие – существует курятина, овсяная каша, творожок, кефир, печень, почки, рис.

Когда приносишь сумки с продуктами, Лондон так трогательно их обнюхивает. Знает, там много чего, что для него и не предназначено вовсе, так что радость его бескорыстна.

На время еды ушки маленькому Лондону приходилось завязывать на затылке, чтобы они – огромные, почти до земли (в этом возрасте Лондон походил на бассет-хаунда) не испачкались в каше. Итак, преисполненный энтузиазма Лондон ест, а мы стоим рядом и радуемся.

Чуть позже подобрали ему сухой корм. Попробовав пять-шесть сортов, он выбрал один, не из дорогих, о счастье! и оставался верен ему всю жизнь. Даже в старости не отказался от него. (Привязанность длинною в жизнь!) Кроме того, этот же самый корм, оказалось, можно было использовать как поощрительное лакомство при дрессировке. Странно, да? Он же и так ест его каждый день, а на улице, дашь ему зернышко за то, что выполнил команду, он и рад. Кусочки сыра как награду мы использовали редко, когда разучивали с ним то, что ему совсем уж тяжело дается.