Мой сенбернар Лондон

Когда Лондон болеет, мы говорим ему, что он Лондон печального образа, а наша дежурная утешительная присказка «трудно быть Лондоном».

Если заболевает кто-то из нас – Лондон не всегда понимает, например, когда мне приходится выгуливать его, будучи больным ОРВИ или гриппом, он как-то не чувствует моего состояния (обидно, да?). Однажды Ане удалили зуб. Она пришла и легла. Лондон проникся сразу. Нарушив запрет на проникновение в спальню, лег рядом с кроватью и смотрел сострадающим, безусловно обладающим психотерапевтическим эффектом взглядом все три часа, пока Ане не полегчало.

Подхвачу я вдруг ОРВИ, тогда, дабы не заразить Аню, удаляюсь в добровольное изгнание, в гостиную, на диван. Это для Лондона праздник. Бледное слово «праздник» вряд ли здесь передаст всю меру его сенбернарьего счастья. Потому как в гостиной он имеет полное право спать. Вот он и ложится на полу, рядышком с моим диваном. Правда, спать он будет на голом полу, ибо коврик ему класть здесь нельзя. Но что ему сейчас какой-то коврик! Он счастлив.

Если я ночью проснусь, он почувствует это сквозь сон, не просыпаясь полностью, начнет пинать снизу могучей лапой диван (иногда пинает одновременно и передней и задней лапами) или же станет хлопать лапой по краю дивана, до тех пор, пока я не хлопну ладонью по лапе. Тогда он начинает счастливо урчать, как огромный трансформатор. Совершено счастливый трансформатор. А часто бывает – он хлопнет лапой по дивану, оставит лапу на краю, я пожму его запястье, поглажу, да и оставлю руку поверх лапы – так и заснем, уже до утра.

– А вот, если б Лондон знал, что ты на диване только из-за болезни, он бы радовался, что ты болеешь? – интересуется Мишка. – Специально таскал бы тебя по лужам, морозил б в сугробах, чтоб ты простудился? – кажется, Мишка у нас пошел немного в Евгению Арнольдовну.

– Думаю, если б Лондону было дано понимание ситуации, если б у него был выбор, – отвечает серьезная, обстоятельная Анечка, – Лондон отказался бы от радостей дивана, только, чтобы папа наш был здоров. – Не то чтобы у Ани не было чувства юмора, просто у нее получается так: если тема важная, значимая, надо сначала понять, разобраться, ответить по сути (здесь она чем-то напоминает самого Лондона), а потом уже, если мне и Мишке так уж хочется, смеяться и дурачиться.

Лондон, появившись в моей жизни, почти сразу же поставил большой жирный крест на моей начинающейся было гипертонии. (Сенбернар полезен для здоровья!) А если взять мои проблемы с позвоночником… Мне устроили консультацию у светила. Светило сказало, что надо резать. Предупредив, что операция может и не помочь, потому что межпозвонковая грыжа очень уж давнишняя у меня. Я в растерянности. Но как заработала мысль – а кто же будет гулять с Лондоном? Он был как раз в самом расцвете сил, и я боялся, что Аня в какой-то ситуации при всех его успехах в послушании может с ним и не справиться.

Услышав от доктора, сколько времени займет постоперационная реабилитация, я начал рассказывать ей о прогулках с сенбернаром, из-за которых мне и придется отказаться от ее любезного приглашения под скальпель. Светило, наверно, решило, что мне нужна также помощь врача несколько иного профиля.

Потом уже, советовался с другими специалистами, сопоставлял мнения. Мнения были противоречивы. Наконец один очень опытный невролог определил, что операция мне все ж таки не нужна, может даже и навредить, к тому же сделает меня зависимым. Он очень уважает консультировавшее меня светило, но дело в том, что это светило хирургии именно, и потому «ее взгляд на вас сами понимаете под каким углом». Ура! Свобода! Да здравствует консервативное лечение! «Нет» хирургам и разным прочим патологоанатомам! Но тогда, в начале, напуганный и растерянный я отказался от операции из-за Лондона. (Не дай мне бог абсолютизировать этот опыт, конечно.) Так что, получается, Лондон отвел.

А спину я, в конце концов, закачал. В том числе и всеми моими упражнениями с Лондоном. Когда на Лондона уже не действуют команды, уговоры и кусочки сыра, берешь его за ремень шлейки, что укреплен у него на спине (ручка такая получается), и тащишь вперед вместе с шинами, тут уж не до собственного многострадального позвоночника. Лондону становится стыдно, и он снова начинает работать лапами. Но это его чувство стыда все-таки вскоре проходит. Поэтому на вопрос, каким я занимаюсь спортом (никто не спрашивает, правда) с чистой совестью можно было бы отвечать – дог-пуллингом. Скромно умолчав, что я там не в ипостаси дрессировщика только, я там еще и в качестве собачки.

8. Лондон общается с ветеринаром