Пьер Берже всегда опасался, что Ив сойдет с катушек, если будет слишком много выпивать и кутить. Что и произошло тем вечером. Еще до выхода из дома Ива каждый из нас выпил по бутылке лучшей русской водки – безо льда, маленькими стопочками. Бетти и я видели Ива таким, каким его никто не должен был видеть: остроумным, бесшабашным и веселым хулиганом. Он смотрел на Бетти с улыбкой счастливого мальчишки, они напоминали мне брата и сестру из романа Жана Кокто «Ужасные дети» (Les enfants terribles). Мы по-французски обсуждали бродвейскую коллекцию и мой обзор. Она имела оглушительный успех, возможно поэтому Ив был в таком приподнятом настроении.
Пока мы болтали, внезапно поднялись клубы дыма: пепел с одной из сигарет Ива упал на подушки дивана! Ив курил не переставая, говорят, он мог выкурить больше ста сигарет за день. Мы потушили дым водой из ведра со льдом, едва избежав катастрофы. Справившись с задымлением, мы спрятали темный след от сигареты, перевернув подушку. Пьер ничего не узнает! Мы хихикали как дети, нашкодившие на школьном дворе.
Можно вообразить, как среагировал бы Джон Фэйрчайлд, если бы Пьер сообщил ему, что я участвовал в поджоге легендарной квартиры Ива – наполненной произведениями искусства и антиквариатом музейного качества. Я уверен, что меня, униженного и посрамленного, с позором отослали бы обратно в Нью-Йорк.
Итак, мы отправились в Club Sept и эффектно появились на танцполе на нижнем уровне. Нас встретили как VIP-персон и проводили в небольшой бар в глубине помещения, откуда мы могли наблюдать за происходящим. Там мы простояли около двух часов, не произнеся ни слова, глядя сквозь водочные пары, как танцует гей-тусовка со всего мира.
Карл Лагерфельд и Валентино устраивали вечеринки по случаю выпуска новых ароматов в один и тот же вечер весной 1978 года в Париже. Вечеринка Карла проходила в его квартире, и я решил сначала зайти к нему. Я не мог не пойти, но у Валентино мне тоже нужно было появиться, так как я освещал обе вечеринки на страницах WWD. Ротшильды, Брандолини – все ожидались там.
Палома Пикассо пришла на вечеринку к Карлу как его близкий друг. По большому счету, помимо меня, она была одной из немногих людей, кто мог дружить и с Карлом, и с Ивом. Наследница огромного состояния своего отца, Палома стала музой обоих дизайнеров. Она покупала свою бакелитовую бижутерию сороковых годов, винтажные шелковые платья и меха на лондонском рынке Портобелло-роуд и на парижском блошином рынке. Ив черпал вдохновение в ее стиле и создал целую коллекцию от кутюр весной 1971 года, задолго до моего появления на фэшн-сцене.
Когда я вошел в квартиру Карла, Палома подошла и взяла меня под руку. Она сделала второй круг, чтобы подхватить Карла, и завела нас обоих в гостевую ванную комнату, закрыв дверь.
Поскольку это была ванная комната в квартире Карла Лагерфельда, тесно там никоим образом не было. В ней даже была небольшая лестница, на ступеньках которой мы с Карлом и расположились в ожидании важных новостей.
«Мы собираемся пожениться! – воскликнула Палома. – И, Карл, я хочу, чтобы ты сшил свадебное платье». Мы вскочили, чтобы поздравить ее. Пришли ее жених – драматург Рафаэль Лопес-Санчес – и его друг из Буэнос-Айреса, Хавьер Арройэлло, и мы немедленно приступили к планированию того, что, несомненно, должно было стать грандиозным событием.
Конечно, я буду освещать свадьбу и приготовления к ней в WWD. Но просить Карла создать платье было смелым шагом. Чтобы сохранить мир, было решено доверить дизайн вечернего платья Карлу, а дневного туалета – Иву. Именно такой уровень дипломатии требовался, чтобы не налететь на подводные рифы в пучине фэшн-реальности.
В этой суматохе я потерял счет времени. Если я не появлюсь на вечеринке у Валентино, пропал материал для WWD. Проблема заключалась в том, что вечеринка Валентино была в Maxim’s и требовала black-tie дресс-кода. Мне нужно было ехать домой, через весь город, в четырнадцатый район, переодеваться и потом возвращаться на Правый берег в Maxim’s. Для этого уже было слишком поздно.
«По этим пробкам я ничего не успею!» – огорченно воскликнул я. Палома даже прервала обсуждение своих новостей, чтобы заняться моей проблемой.
«Пожалуйста, не переживай. Я найду, что тебе надеть», – сказал Карл. Он вошел в свою гардеробную и достал сшитый на заказ черный кашемировый халат в елочку с бледно-розовыми подбортами и черным поясом с бахромой вишнево-красного цвета. Очень в духе Оскара Уайльда. Я надел одну из белых рубашек Карла, запонки, черную бабочку и свои серые брюки. Выглядел я потрясающе, но очень экстравагантно. Я колебался.
«Ты уверен, Карл? – спросил я. – Я и так высокий чернокожий мужчина. Стоит ли мне появляться на приеме Валентино с вечерним дресс-кодом перед самыми шикарными дамами Парижа в халате?»
«Он тебе очень идет, Андре», – сказал Карл.
«Андре, ты в нем отлично смотришься», – охотно подтвердила Палома.
Решено. Если Карл Лагерфельд говорит, что я одет как надо, значит, я одет как надо. Я пошел в халате.