Посетителями Недели моды Arise были обеспеченные, образованные и европеизированные нигерийки, как правило в туфлях на шпильках от Louboutin и с сумками Gucci. Мужчины были одеты по последнему слову моды в сандалии Prada, узкие джинсы и оригинальные рубашки, сшитые двумя талантливыми нигерийскими дизайнерами Джозефом и Олой. Все были очень приветливы и с любовью, даже обожанием относились к Наоми.
Ндука Обайгбена, медиамагнат и основатель Arise, публиковал фото Наоми на обложке This Day каждый день ее пребывания. Раз за разом, когда Наоми шла по подиуму в Лагосе, публика взрывалась возгласами восхищения и аплодисментами. Она всегда выглядела безупречно. Всегда! Без исключения.
Наоми участвовала в дискуссии о будущем модного бизнеса, и меня попросили сказать несколько слов. Я воспользовался возможностью, чтобы поблагодарить Наоми и отметить, как ее активная деятельность и благотворительность поддержали ее влияние, выходящее за рамки имиджа знаменитой модели. Я также рассказал историю о том, как однажды мне пришлось присматривать за ней в своем номере в отеле Four Seasons в Лос-Анджелесе, где она заснула в длинном вечернем платье от Jean Paul Gaultier и накладных ресницах. Наоми всегда была верным и преданным другом. После моего выступления у нее были слезы на глазах.
Я всегда просыпался с благодарностью за то, что все-таки приехал в Нигерию, хотя поначалу это вызывало у меня сомнения. Я не мог подвести Наоми. И она не раз доказывала мне свою признательность, беря меня за руку, когда я оступался, и присутствуя на дискуссиях, в которых просила меня принять участие.
Если бы Наоми была музыкой, то «Лебедем» Сен-Санса (The Swan) из его сюиты «Карнавал животных» (The Carnival of the Animals) или «Гладиолусом» Скотта Джоплина (Gladiolus Rag). На профессиональном поприще у нее фоном звучит величественная драматическая тема, а ее личная жизнь напоминает «Триумфальный марш» (Triumphal March) из второго акта оперы Верди «Аида» (Aida). Если бы она была стихотворением, это была бы «Переписка» Бодлера (Correspondences).
Мой документальный фильм был принят хорошо, и последующая сессия вопросов-ответов прошла на ура. Зрители выстроились в очередь, чтобы пообщаться со мной после просмотра. Когда все закончилось, я был счастлив вернуться в свой номер в отеле и посмотреть «Возвращение домой» (Homecoming) Бейонсе по Netflix. Хотелось спать. Влажность была невыносимой.
Я встал утром в пасхальное воскресенье, чтобы вместе с Наоми и Ндукой Обайгбеной присутствовать на богослужении в Кафедральном соборе Христа, крупнейшей англиканской церкви в Лагосе.
Мы приехали с опозданием. Наоми была одета в бледно-голубое платье Chloé из шелкового крепа до середины икры и туфли Givenchy на высоких каблуках. Когда двери церкви открылись, хор исполнял «Смерть, где твое жало?» (O death where is thy sting?) из «Мессии» Генделя (Messiah).
Ндука тихо повернулся ко мне и сказал: «Это твой дом». И незаметно вручил мне пачку местных купюр, чтобы я отдал их во время сбора пожертвований.
Утонченные дамы сделали все возможное, чтобы пасхальное богослужение прошло на уровне. Это было похоже на пасхальные службы моего детства. Я почтительно сидел там, пока Наоми участвовала в традиционном танце в сопровождении оркестра ударных инструментов и хора. Когда церемония завершилась, ее обступили с просьбами сделать селфи. Мы спокойно прошли по проходу, чтобы выйти к ожидающим толпам людей снаружи.
“
Я бросил взгляд на Чейза, призывая его молчать.”После обеда Наоми прокатилась на роскошной яхте какого-то нигерийского магната. Я сосредоточился на том, чтобы не проспать завтрашний вылет в восемь утра. Обратно мы должны были лететь с Наоми на частном самолете, и, если бы я опоздал на рейс, мне пришлось бы снова оказаться в ужасном аэропорту в Лагосе. Я проснулся в шесть и спустился вниз, не желая задерживать кортеж к частному самолету, который вмещал шесть человек вместе со складной двуспальной кроватью для Наоми. Конечно, Наоми проспала и забыла собрать вещи, так что мы прибыли в частный аэропорт без четверти десять под гудки сопровождавшего нас полицейского эскорта.
Мы ждали на плавящемся асфальте, пока готовился самолет. Словно кинозвезда, Наоми вышла из своего большого черного внедорожника и не торопясь накрасила губы помадой, причесалась и выкурила сигарету, не обращая внимания на зной, медленно сжигавший нас.
Было так жарко, что я чуть не потерял сознание. Но я не мог просто пойти на посадку – это был ее частный самолет. Чтобы взойти на борт раньше ее, мне требовалось разрешение.
«Ты не возражаешь, если я зайду в самолет? Очень жарко», – спросил я.
Наоми бросила на меня взгляд, который, будь это ядовитый дротик, мог бы меня убить. «Подожди. Мне нужно снять мой отъезд», – строго заявила она.
Пока мы томились на раскаленной площадке перед ангаром, я шепнул Чейзу: «Не здоровайся с ней. Не говори, пока она не заговорит. Даже не смотри на нее! Мы не знаем, что у нее с настроением».