Мои Снежные монстры (СИ)

Стою и смотрю на маленькую девочку со взглядом волчицы. Именно она – мое важное дело. В тусклом свете плохо видно, но на вид ей лет четырнадцать. Худая, серые тонкие волосы по плечи, вздёрнутый нос, острые скулы. Тонкими пальцами с длинными ногтями она обхватила ошейник на шее. Он треснутый, искореженный. Давит, наверное. Она сидит в клетке, в подвале, со связанными руками. Оскалившись, глядит на Яра, который стоит по другую сторону решетки, рядом со мной и Тони.

И у него в руке нож.

- Вы чего, совсем уже что ли?! – я вкладываю в шипение всю свою злость. Злость на этих двух, для которых очевидно, видите ли, как надо поступать с бедной девочкой. Даже не поговорив с ней толком. Меня буквально взрывает. - Она же ребенок! Вы даже не разобрались! Сначала дядя. Теперь она. Вы – монстры! Бездушные, безжалостные, жестокие!

Я могу вечно перечислять, какие они!

- Она не ребенок, милая. Просто так выглядит. И она располосовала Дана и меня. Именно потому, что я хотел избежать излишней жестокости. Дан сейчас не в самой лучшей форме, он не исцеляется, в отличие от меня.

- И она предательница. Предала волчьи законы, - добавляет Тони. – Работает на охотников.

- Подстилка, - заключает Яр. – О чем с ней разговаривать?

Девочка молчит, все так же глядя исподлобья.

- Волчьи законы?! Да иди… - Хочу выпалить «да идите вы к черту со своими волчьими законами» но вовремя осекаюсь, вспоминая про талант проклятий. А то вдруг правда уйдут. – Вы в первую очередь люди! Вы и сами не сильно-то соблюдаете свои законы!

- И что ты предлагаешь? Погладить ее по головке и отпустить, чтобы она предупредила Азаров о ловушке? Отличный план, милашка.

Яр хмурится, сводит брови на переносице, смотрит на младшего:

- Ты зачем ее сюда привел? Ей тут не место, - переводит взгляд на меня. – Ника, это не твое дело. Тебя это никак не касается. И да, мир жесток. Привыкай.

От его слов веет холодом, как и от подвальной сырости. Ребра сдавливает тисками. Тереблю шнурок от штанов, опускаю голову:

- Это вы делаете мир жестоким. Но в наших силах его изменить…

- Как наивно.

У меня в горле болезненный комок и в носу щиплет. Но я поднимаю голову, смотрю на Яра, прямо в глаза, туда, где темнота бескрайняя. Я ищу в них что-то теплое, то, что я видела, когда он со мной постель разделял.

- Пожалуйста. Дайте нам поговорить, вдвоем. Выйдите, прошу вас. Яр?

- Э, нет, - в голосе Тони неприкрытое беспокойство. – Это опасно.

- Я солидарен. Это опасно, - Яр пожимает плечами. – Да она и не будет с тобой разговаривать.

- Буду.

Мы все синхронно поворачиваемся на звук сиплого голоса девочки.

Я спрашиваю у нее:

- Как тебя зовут?

- Агата, - девочка зябко ведет плечами.

Я распрямляю спину, вздергиваю подбородок, смотрю на Снежных:

- Ну обеспечьте безопасность. Вам же это по зубам, да ведь? Я вас очень прошу.

Мужчины усмехаются. Они разгадали мое грубое манипулирование, но что поделать. Я не могу позволить загубить еще одну жизнь, даже не разобравшись в причинах ее поступков. Так что любые средства хороши.

Яр рассматривает нож, пробует его пальцем на остроту.

Тони проводит рукой по голове, ерошит свои густые русые волосы.

- Можно кое-что придумать, - склоняет голову к моему и уху и вкрадчивым шепотом добавляет: - Но после этого, милашка, ты проведешь ночь со мной. И я не обещаю, что мы будем спать.

***

Тони взял с меня обещание, что я не буду приближаться к клетке, посадил на скрипучий табурет у входа в подвал. Сказал, что он будет поблизости.

Но как можно разговаривать, когда мы с Агатой так далеко друг от друга? Кричать, чтобы было слышно на весь дом? Я встаю и подхожу чуть ближе.

- Агата, я хочу тебя понять.

Она сидит, не шевелясь, прямо на полу, скрестив ноги. Немного подрагивает. На ней простая одежда, темно-серая мешковатая толстовка и штаны. Я бы подумала, что ей холодно, но Снежные в лесу были вообще без одежды и не мерзли. Предполагаю, что это свойство всех оборотней.

Она разлепляет губы:

- Кто ты?

Вздыхаю. Не думаю, что стоит о себе рассказывать лишнее.

- Меня зовут Ника. Я – простая девушка, попавшая в неприятности. Так же, как и ты. Но я стараюсь обратить ситуацию в свою пользу, понимаешь? Все можно исправить, даже если кажется, что выхода нет, - повторяю я то, что говорил мне дядя. И мама, вроде бы, я слишком обрывчато ее помню.

Агата теребит ошейник, сжимает на нем пальцы:

- У тебя есть кто-то, кто тебе дорог?

Вопрос застигает врасплох. Кто мне дорог? Дяди уже нет. Мамы нет давно. Подруги и друзья шапочные и поверхностные. А Снежные…

- Возможно, - уклончиво отвечаю.

- Тогда ты меня не поймешь. Если бы у тебя кто-то был, ты бы ни секунды не сомневалась!

Дергаю себя за губу, досадливо морщусь. Разговор идет не так, как я себе представляла.

- Откуда тебе знать, скольких дорогих я уже потеряла?

Агата тяжело дышит, смотрит сквозь меня, ее глаза стекленеют. Через мгновение она их закрывает и говорит спокойней: