Мой собственный Париж

Впервые я осознала свою стойкость, точнее, свою тягу к одиночеству в 2008 году. Я закончила магистратуру в университете Айовы и благодаря небольшой стипендии, незначительным сбережениям и дополнительной помощи родителей провела восемь месяцев в Нантакете, с октября по май, самое холодное время. Я пыталась написать роман, в котором действие происходит на острове в духе Нантакета, и подумала, что погружение в обстановку будет полезным для создания атмосферы и ландшафта романа. Как оказалось, пребывание там действительно было полезным, хотя и не по тем причинам, которых я ожидала. Атмосфера на острове не имела ничего общего с атмосферой в моей книге. Я писала о летнем туристическом острове, полном суматохи, курортных нарядов и солнечного света, когда рестораны переполнены, а пляжи усеяны яркими зонтиками. О месте, сильно отличающемся от серого, продуваемого всеми ветрами, полузаброшенного куска земли, где я оказалась среди безлистных деревьев и пустых запертых домов. Люди живут в Нантакете и зимой, но я никого не знала и никого не видела. Во время моего самого изолированного периода на острове, кроме благодарности за сдачу в продуктовом магазине, я не разговаривала с другими людьми в течение пяти недель.

Вместо этого я сидела дома и писала книгу. Я работала по утрам, затем долго гуляла с собакой перед обедом, потом приходила домой, выпивала пива, готовила попкорн и смотрела DVD, которые Netflix любезно отправлял мне с далекого материка. По вечерам после ужина я возвращалась к работе или читала в кресле, за которое мы постоянно соревновались с моей собакой, торопясь поскорее занять его, как только кто-то из нас с него вставал.

Я поняла, что отсутствие социальной жизни может быть преимуществом для продуктивной работы. Шум и лишние мысли уходили. В дальнейшей тишине я сосредоточивалась, и после семи месяцев работы я полностью закончила черновик моего романа длиной в четыреста страниц. Я нашла способ жить в гармонии, довольствуясь в основном своим внутренним миром. Надо признать, что поначалу я была немного чудной во время зимы в Нантакете, так как попусту волновалась из-за каких-то мелочей и ограничивала себя рутиной. Но через пару месяцев я уже никогда не скучала и почти не чувствовала себя одинокой. Я стала самодостаточной в том плане, в каком я до этого и не подразумевала, что могу стать.

В Париже я работала над своей второй книгой, романом о балете в Нью-Йорке, в Южной Калифорнии, и эта идея вдруг пришла ко мне в голову тут, в Париже. Я снова легко погрузилась в одиночество. Я наладила режим моего одиночного дня. Почти все дни я просыпалась, завтракала в своей студии, брала компьютер и уходила работать в один из многочисленных Старбаксов в Париже.

Знаю, знаю.

Это так по-американски, так тупо, обычно и недоверчиво идти в Старбакс в городе, битком набитом очаровательными кофейнями, как новыми и модными, так и классическими с цинковыми прилавками, венскими стульями и официантами в белых фартуках. Старбакс не может быть частью чьей-то прекрасной романтической парижской жизни. Это правда. Да. Но, знаете, в таких настоящих французских кофейнях, как правило, нет розеток для ноутбука, и они обычно не приветствуют долгого засиживания над кофе, объемом от petite до très petite. В Старбаксе продают кофе гигантских объемов, и им будет все равно, если вы переедете сюда навсегда. Парижские подростки приходят в Старбакс, чтобы есть блины, странно, но во Франции в Старбаксе продаются блины, и целоваться. Часто мы с моим ноутбуком сидели в кресле напротив такого же кресла с обнимающимися французскими школьниками: девочки всегда были с типичными для француженок длинными блестящими волосами, а мальчики – худыми и модными, и у обоих было очень скучное выражение лица, так как они самозабвенно и беспрерывно целовались.