Мои странные мысли

Оставшись одиноким в этом неумолимо растущем городе, Мевлют чувствовал, что нуждается в Боге больше, чем когда-либо раньше. Он начал совершать полуденный намаз до ухода на работу в клубный дом (теперь не только по пятницам, а всегда, когда чувствовал необходимость сделать это) в мечети Шишли, или в мечети Дуттепе, если шел дальней дорогой, или в любой другой повстречавшейся по пути мечети. Он наслаждался тишиной, царившей в мечетях; там постоянный гул города мягко приглушался внутри, свет проникал через окна вдоль нижней границы купола. Наслаждался Мевлют и возможностью провести полчаса в единении со стариками, которые оборвали свои связи с миром; или с такими, как и он, печальными, молчаливыми мужчинами. Мевлюту казалось, что он нашел лекарство от своего одиночества. Ночью он оказывался в местах, где никогда ранее не бывал, например в пустынных двориках мечетей или на кладбищах, спрятанных глубоко в сердце очередного района. Мевлют часто сидел на краю какого-нибудь надгробия и курил. Он любил читать посвящения людям, которые ушли давным-давно, и благоговейно смотрел на древние памятники, покрытые османскими письменами и увенчанные вырезанными из камня тюрбанами. Он начал чаще шептать про себя имя Всевышнего.

Иногда он думал о мужчинах, которые тоже потеряли своих жен в сорок пять лет, но потом женились с помощью семьи и друзей. В ассоциации мигрантов Мевлют познакомился с Вахапом, человеком из деревни Имренлер, – тот держал магазин сантехники в Шишли. Когда его жена и сын погибли в автокатастрофе по дороге на деревенскую свадьбу, родственники Вахапа сразу подыскали ему другую жену из той же деревни. Когда жена Хамди из Гюмюш-Дере умерла при родах первого ребенка, несчастный сам чуть было не умер от горя, но его дядя и другая родня нашли ему новую жену, общительную, беззаботную женщину, быстро вернувшую его к жизни.

Однако никто не предлагал помощь Мевлюту, никто даже не упоминал о какой-нибудь подходящей женщине. Причина тому была проста: его семейство уже решило, что лучшей партией для Мевлюта является Самиха.

– Она одинока, как и ты, – как-то сказал ему Коркут.

Мевлют соглашался, что Самиха, наверно, подходит ему, и часто погружался в воспоминания о свадьбе Февзие, когда Самиха, в лиловом платье, смотрела на него с другого конца зала, хотя запретил себе даже думать о возможности жениться вновь: Мевлют чувствовал, что желание быть с Самихой или просто пытаться привлечь ее внимание – не говоря уже о том, чтобы сочетаться с ней, – было бы крайним неуважением к памяти Райихи. Иногда он чувствовал, что другие люди думают то же самое и, может быть, поэтому им так трудно и неловко говорить с Мевлютом о Самихе.

Некоторое время он думал, что лучшее, что ему остается, – это выкинуть Самиху из головы («Я все равно не так уж и часто о ней думаю», – твердил он себе) и задуматься о какой-нибудь другой женщине вместо нее. Коркут и прочие основатели и директора ассоциации мигрантов запретили карточные игры в клубном доме в надежде избежать судьбы, которая постигла большинство мигрантских ассоциаций, превращавшихся в конце концов в обычные кофейни, то есть в места, где женщины чувствовали себя неудобно, приходя туда с мужьями. Одним из способов привлечь больше женщин была организация вечеров, на которых гостей угощали мантами. Женщины приходили на это мероприятие с мужьями и детьми. На таких вечерах Мевлют бывал занят за чайным прилавком больше, чем обычно. Однажды на вечер пришла некая вдова из деревни Эренлер в сопровождении сестры и ее мужа; она была высокой, с хорошей осанкой и выглядела здоровой. Мевлют поглядывал на нее из-за прилавка. Другой дамой, что привлекла его взгляд, была дочь семьи из Имренлера. Девушка в свои тридцать оставила мужа в Германии и вернулась в Стамбул. Ее густые черные волосы, казалось, рвались на свободу из-под платка. Взяв свою чашку чая, она посмотрела своими угольно-черными глазами прямо Мевлюту в глаза. Она что, в Германии научилась так смотреть? Эти женщины смотрели на красивое, детское лицо Мевлюта более спокойно и открыто, нежели Самиха много лет назад на свадьбе Коркута или недавно у Февзие. Одна веселая вдова, улыбчивая и круглолицая, игриво проболтала с ним один из таких вечеров и еще потом подходила к нему, когда он подавал чай на пикнике. Мевлют восхищался ее самостоятельностью.

Несмотря на то что алкоголь не употреблялся даже тайно, к концу подобных вечеров наступало некое коллективное опьянение, в котором мужчины и женщины принимались плясать вместе под любимые народные песни Бейшехира. По мнению Сулеймана, именно поэтому Коркут не позволял Ведихе присутствовать на таких мероприятиях. Но конечно, если она не могла прийти, то не приходила и ее неразлучная спутница с Дуттепе Самиха.