Мой сумасшедший папа

Опарыш поморщился. Ловко натянул на голову Чёрта Лорин чулок. Компания довольно загоготала.

В чулке было душно, темно. Чёрт плохо теперь различал оскаленные лица, но рыдать не прекращал ни на секунду.

– Надоел, короед! – буркнул Опарыш и вынес Чёрта со стулом в комнату родителей, самую дальнюю. Там он поставил стул к стене, дав под сиденье пинка, и ушел, плотно закрыв дверь.

Чёрт надрывался подряд часа полтора. Потом его рыдания перешли в крик, а крик – в вой. Хриплый, тяжелый. Он уже под конец не хотел плакать или выть. Само собой как-то выходило.

С тех пор он часто вспоминал унылый рисунок обоев родительской комнаты, даже сейчас, в пятнадцать лет, обои не забывались. Ведь именно на них таращился маленький, взъерошенный, обессилевший от обиды и горя Чёрт, пока не пришли родители.

С того самого вечера он возненавидел брата. Став постарше, нашел ему подходящую кличку – Опарыш.

Однажды он сказал в лицо Опарышу:

– Ты – Опарыш. Слышишь, что я сказал?

Тот опешил, заморгал, оскалился, хотел щелкнуть Чёрта по затылку. Но Чёрт увернулся, поймал руку брата и укусил до крови.

С того времени Чёрт стал самим собой. Сильным, гордым, злым – именно так ощущал себя. Но то, что случилось с ним за последнюю неделю, оказалось катастрофой. Кто он сейчас? Мафия? Степан? Урюк? Чмоишик?

Хуже. Он – трус.

Что они задумали? Что?! Снова избить его? Стащить джинсы? Уже несмешно. Поставить на колени? Заставить есть землю? Привязать в заброшенном уголке городского парка к дереву и отхлестать прутьями?

Зачем? Зачем он задает себе эти вопросы? Зачем ищет ответный ход взбунтовавшейся команды?

Вот бы встретиться с обезумевшей командой спокойно, без напряга, как раньше! Он бы объяснил тогда и Панку, и Гиви, и закоренелым чмошникам Горохову, Козлову, в чем, собственно, дело.

После той дурацкой истории с выпускницей, после встречи с ее полоумным фазером Эльза затарилась к нему, Чёрту, домой. Довольно поздно. Она плюхнулась на софу, поджала под себя ноги-палочки и спросила:

– Знаешь, зачем я пришла? Я пришла тебе сказать: твоя тёлка не фонтан.

– Да-а? – Чёрт не шелохнулся в кресле. Сидел в любимой позе – вытянув ноги, посасывая сигарету. – Ну и?..

– Что ты в ней нашел?

– Она умеет то, чего не умеешь ты. И вообще я не просил тебя закатывать мне семейные сцены.

– Я тоже умею то, что умеет она.

– Неужели? – Чёрт искренне удивился.

Он знал о каждом из команды его прошлое, настоящее и, наверное, мог бы предсказать и будущее. Он не ожидал от Эльзы подобной прыти. Врет все.

– Давай попробуем, – тихо сказала Эльза и облизнула губы.

– Слушай, малышка, я спать хочу. Тащись домой, а? Надоело.

Эльза подпрыгнула, встала и прошипела:

– Ты у меня это запомнишь-ш-ш!.. Думаешь, мафия, все можно!.. Обижать можно?

Она хлопнула дверью.

…Вот что бы он рассказал этим ублюдкам. Он бы так и сказал: «Мужики, Эльза – продажная девочка. Спросите у нее, что она мне предлагала».

Нет, ни к чему им это рассказывать. Они и слушать не захотят. Так что они задумали? Что?! Его, Чёрта, бывшая команда?

Год назад, когда они все учились в восьмом классе, он, Чёрт, их всех собрал воедино, сжал и сплющил в нужную ему форму под названием «команда».

И он отчетливо вспомнил всё-всё, будто вернулся в те, теперь уже далекие, дни. «Я их, всех четверых, приглядывал. Я их вычленял, проклятых чмошников».

Да, конечно. Не стал же он сколачивать команду в школе, хотя и там мог бы попробовать, ведь тоже знал и чувствовал всех одноклассников до единого. Как облупленных. Но в школе его тоже знали как облупленного. И на что он способен, и по каким предметам силен, и где родители работают, и брата его, Опарыша, тоже знали. В школе Чёрт не был загадкой, тайной, он был открыт – эдакая пустая квартира для новоселов. Как, впрочем, открыты все вокруг… Мог попробовать вырваться в лидеры, но зачем, если не наверняка? Тем более в классе с первых же лет учебы заводилами были уже другие – чмошник Захаров и его дружок, дебил Затонский. Именно они подбивали класс прогуливать уроки, грубили учителям (причем весь класс должен был реагировать непринужденным дружным ржанием), сколачивали футбольную команду, а когда, год назад, родичи купили им теннисные ракетки, таскали на какие-то нелегальные корты целый шлейф почитателей и единомышленников.

Чёрт предпочитал в школе тень и роль наблюдателя. Самый лучший выход из дурацкого положения, когда не хочешь участвовать в коллективных дебилизмах.

Но как мечтал Чёрт о чьей-то преданности, собачьей, отрешенной, чтобы глаза в глаза и в глазах визави – покорность! Это было необъяснимое желание, идущее из Чёртова нутра, как жажда в жаркую погоду. Желание это жило в нем, шевелилось, напоминало остро о себе, когда он наблюдал, как самоутверждались Захаров с Затонским, как говорил по телефону Хэнк с какими-то невидимыми просителями и подчиненными, как раскованно, свободно, зло вел себя Опарыш, приезжая в редкие гости, его хлесткие речи о личной жизни.