Потом еще один матч. Мы его выиграли. Потом разбор полетов, призы, награды, банкет и мы были свободны как птицы! В этот раз мы уже вдвоем с ВВ говорили по-мужски с Филимоновым, требуя, чтобы он отпустил нас не утром, а в ночь. Потом поперлись к тренеру Генри и там долго убеждали отпустить Штраубе. Я даже написал Костромину расписку, что прослежу за Генри и спать его уложу.
Люди поддаются дару данов. Тренеру мы так напели в уши, что он, приняв мою расписку даже не подумал, что я сам сопляк и не старше Генри.
Потом мы искали такси в захолустье, где проходили сборы. Нашли тачку, которая еще помнила бабушку Габунии и купили ее, с трудом насобирав наличные. Карты к оплате бывший владелец не принимал. Полагаю, даже не знал, как это все выглядит. Тачка сломалась на середине пути. Мы застряли в придорожном мотеле. Напились и подебоширили от нечего делать. Так и не уснув, с утра умотали рейсовым автобусом до столицы. Нас еще не отпустило от ночной пьянки и мы продолжали вялый дебош в автобусе. Странно, но все пассажиры ржали.
Потом мы добрались до столицы и сдулись. Генри и ВВ отчалили поспать и помыться. Я тоже. Помылся, но не поспал и в сумеречном состоянии направился (на такси, слава моим мозгам) в Дискерэ. Там я вошел в аудиторию, прямо на урок к Ильичу и кивнув (не икнув чудом), упал за парту, обнял бесконечно удивленную Динь и уснул.
Я не знаю, как она просидела с моей тушей на плече весь урок. Но я был счастлив чувствовать ее рядом. Потом она меня растолкала, всунула в руки стакан с какой-то чудо-шипучкой и я проморгался.
— Инь, — она старательно пыталась не засмеяться, — Ты скажи мне, ты как?
— Я? Да лучше всех!
— Я вижу, — она все же захохотала, а мне осталось только улыбаться, глядя на нее.
— Инь, ты ведь не на каракатице? — она заволновалась.
— Нет, Динь, я на такси прибыл. Сразу к тебе, — потом в моей голове созрел план, как затащить козявку к себе домой, — Знаешь, я с трудом могу идти. Ты не проводишь меня?
И глаза сделал серьезные и печальные. Динь засуетилась, даже попыталась приподнять меня. Я пытался не ржать. Потом мы вместе вышли из школы (я старательно делал вид, что мне плохо!) и вызвав такси, поехали ко мне.
Динь вошла в мой дом очень аккуратно, помогая мне. Я уже совсем пришел в себя, но не останавливаться же на середине пути!
— Динь, ты проходи, а мне надо срочно в душ. Под холодную воду, — я играл как умел.
— Ой, Инь, иди, конечно!
— Подожди меня, ладно?
— Я подожду, — сказала моя девочка и сняла с себя шубку.
Когда я вышел, отсидев в ванной положенные пятнадцать минут, Динь уже копалась в большом пакете (когда успели доставить??) за стойкой, вытаскивая тарелочку с супом и большой стакан с чаем.
— Марк, тебе нужно поесть и поспать, — она потащила меня к стойке и усадила.
Она так носилась со мной, что я чуть не разрыдался. Мне стало неловко, что я ее обманываю и решил признаться.
— Динь, прости… — я смотрел, как она подвинула мне тарелку с супом и положила рядом салфеточку.
Господи, вот я дебил…
— За что, Инь? — ее глаза были такими нежными и теплыми.
— Я наврал тебе. Мне совсем не плохо. Просто я сижу тут и жмурюсь от счастья. Ты бегаешь вокруг меня и я ловлю от этого нереальный кайф.
Она помолчала, потом заулыбалась, поняв и приняв мою исповедь и сказала.
— Ну, и кайфуй. Знаешь, я могу даже накормить тебя, — и захихикала.
Конечно, я полез обниматься. Конечно, она ответила на мое объятие. Но, была далекой… Гадский дар!
Потом я ел исключительно вкусный суп. Пил чай. А Динь ходила своими маленькими ножками по моему дому. Внимательно все изучила, как и я, когда был у нее впервые. Ну, когда свет зажег.
Она остановилась около своей фотографии. Долго смотрела на нее, потом на меня.
— Инь, мне тоже хотелось бы иметь твое фото. Было бы здорово, если бы на фото были мы оба, — и глаза такие серьезные.
Я не выдержал, ломанулся к ней и снова обнял, не собираясь отпускать быстро. Зашептал в ее кудри.
— Лар, все, что захочешь! Я дам тебе все, что смогу. И что не смогу тоже дам. Ты просто все забери, а взамен болтайся по моему дому. Всегда!
— Мне ничего не нужно, Марк.
Вот как с ней быть? Плюнуть на ее дар и запереть в своем доме? Желательно, в постели. Или отпустить? Чтобы вернулась ко мне свободной от всех уз своего бесценного дара?
Она будто знала, о чем я думаю и ответила мне на мой невысказанный вопрос.
— Инь, я уже чувствую, что скоро все разрешится. Так или иначе, я не могу быть с тобой сейчас. Это больно…физически.
— Тебе больно? — я опешил, — Где болит? Почему ты ничего мне не сказала, глупая козявка????
— Под левой грудью. Всякий раз, когда прикасаюсь к тебе. Но, Марк, я просто очень хочу чувствовать тебя рядом. И эта боль меня не остановит!
Я отпрыгнул от нее сразу на метр. Никогда не позволю ей терпеть из за меня боль. Даже самую маленькую!
— Послушай меня, Лар. Если ты меня любишь и доверяешь мне, никогда и ничего не скрывай от меня. Всегда говори правду! Пойми, глупая, любимая моя козявка, только вместе мы сможем все решить и через все пройти! Ты слышишь меня?!