Мой тантум. Книга аквамариновая

Она промолчала в ответ на мою пламенную речь. Но высказалась по другому поводу.

— Инь, ты скачешь как кенгуру! — и засмеялась.

Вот откушу ей голову! Блин, даже не смотря на свою злость, я был бесконечно рад, что Динь редко срывалась в патетику. И если уж и переживала что-то, то очень быстро приходила в себя. Спасибо, Господи тебе за эту девочку!

Потом, когда все было высказано и принято решение о временном воздержании (мать его!), мы долго трепались и смеялись. Я валялся на полу, на любимом мягком коврике, а Динь сидела рядом, сложив ноги по турецки. Ее коленка была рядом с моим носом. И я очень хотел ее поцеловать. Коленку. И Динь. Потом я уснул. И проспал до утра. Она ушла, положив мне под голову подушку и укрыв пледом. А на своей фотографии оставила, приклеенную скотчем записку.

"Инь, когда ты спишь, ты улыбаешься и говоришь «Динь». Не проспи сегодня. Фрол назначил игру! Люблю. Динь."

Хорошо, что я лежал, когда читал. Иначе хлопнулся бы в обморок от умиления. Чёрт, надо себе купить ручку с розовым пухом! И признаться, наконец-то, Ильичу, что я пою псалмы!

Я встал со своего коврика. Побродил по дому, ощущая непонятную, странную тоску и дурное предчувствие начало меня глодать. Я наскоро принял душ, прыгнул в каракатицу и поехал к Динь. Странно, но козявочка ждала меня у ворот.

— Инь! — она бросилась ко мне и обняла, — Ну, ты где так долго-то???! Я уже совсем тут замерзла и нервничаю!

Я отстранился сразу же, помня, что ей больно рядом со мной.

— Динь, я не знал, что ты ждешь. Если бы знал, то ночевал бы у твоего дома. Лучше, у тебя дома, конечно… — видимо, мои невеселые предчувствия были написаны на моем лице.

Обычно я «держал» лицо. Но, Динь, с ее невероятным «датчиком» внутри, сразу поняла, что я не в себе.

— Марк, что случилось? — ее голос сразу выдал ее панику.

— Пф… Ну, что могло случиться??? Все хорошо! — я как умел, принялся ее успокаивать.

— Инище, я вижу! Что не так?

Я стоял и смотрел в ее удивительные глаза. Я сам просил ее говорить со мной откровенно, так почему сейчас я не мог признаться моей любимой девушке, что мне плохо. Плохо до одури!

— Динь, предчувствие.

— Какое??? Что??? — она напугалась.

— Не бойся! Не смей! Я всегда рядом. Просто чувствую, что-то должно произойти. Динь, прошу тебя, не уходи… — вот последние мои слова были явно не моими.

Я понятия не имею, откуда в моей голове возникла мысль об уходе козявки, но я был на сто процентов уверен, что подобное может произойти! Сердце мое запрыгало, заметалось.

— Ни за что! Ин, куда я от тебя уйду? Я только о тебе и думаю… Я ни о чем и ни о ком, кроме тебя не думаю, — ее глаза стали огромными, голос дрогнул и я полез обнимать ее.

Прости, душа моя, я помню о твоей боли, но не могу удержаться!

Она цапнула меня за лацкан пальто и не хотела отпускать, я и сам не хотел. Мы стояли и стояли. Снег падал, таял на моих руках и на щеках Динь.

И как обычно, веселый нрав моей козявки победил тоску.

— Инище! Ты меня запутал совсем! Поехали быстрее. Фрол игру назначил! Если я не внесу мяч, то наши планы на долгое путешествие рухнут! — тут я сразу отмер и буквально внес Дань в каракатицу.

Мы ехали быстро. Нужно было успеть подготовиться. Динь везла с собой пуанты, балетное трико (сплошное, от плеч до пят) и короткую шелковую юбочку. Настолько короткую, что она еле прикрывала попку. Трико было черным, плотным и я не спешил начинать ревновать мою девочку, хотя вот этот ее вид вызывал во мне трепет. На тренировках мы «прогнали» матч в костюмах. Да уж, спектакль, который ждал сегодня Фрола, был просто бомба!

Мы выскочили, наскоро припарковавшись, и понеслись в раздевалку. Пока Динь готовила нашу «бомбу», я перекинулся парой слов с Вороной (тот был готов чистить дорогу для Динь на поле) и выслушал от Фрола ожидаемый запрет на выход в игру. Потом все потянулись в зал, где было так многолюдно, что я понял, что слухи о Динь расползлись по всей школе.

Помимо нашего безумного класса была параллель, Ильич и сам Назаров!

Ребята нашей баскетбольной команды вышли на поле. Я только сейчас прочухал, какие они огромные. Реально, затопчут мою девочку! Прибью, на хрен! И вот, вышла ОНА.

Такой я ее еще не видел. Волосы ее были собраны на затылке. Изгиб шеи, наклон головы были непередаваемо изящными, красивыми настолько, что я опешил (собственно, как и всегда). Изумительная, стройная фигурка. Ножки казались длиннее из-за черного трико и эта ее юбочка…. Пуанты в цвет юбочки, золотистого шелка. Она была похожа на статуэтку, и среди громил команды казалась существом нереальным. Фарфоровым. Очень хрупким. Я сразу же заволновался еще сильнее. Она встала в позицию.

Народ, увидев ее наряд, сразу догадался, что будет спектакль и дружно заорал и захлопал. Ильич громче всех!

Фрол призвал к тишине и заорал, по своему обыкновению.

— Итак, игра! Если данни удастся закинуть мяч, то это и будет ее зачетом по физической подготовке. Игра идет до тех пор, пока мяч не будет в корзине, благодаря Лакри, — Фрол, хоть и был упырь, но слово свое держал!

И дал свисток!