Читаем Мой театр. По страницам дневника. Книга I полностью

Художником нового «Лебединого озера» выступила Марина Азизян. Как я впоследствии узнал, она много и успешно работала в кино и в драматическом театре. Мы не были с ней знакомы. Пришел я на примерку костюмов в мастерские. Какая-то женщина вынесла мне огромный плащ с боа! Увидев в зеркале свое отражение, я лихим жестом закинул один конец боа за плечо и прыснул от смеха: «Сильва Вареску!»

Пестов в годы моего ученичества так не раз меня дразнил, словно в воду глядел, что когда-нибудь я предстану перед публикой именно в таком опереточном виде. Женщина удивленно спросила: «Вам что, не нравится?!» – «А что здесь может понравиться?» – воскликнул я. Откуда мне знать, что рядом со мной художник спектакля стоит? Тем более я тогда не знал, что Азизян была художником-постановщиком музыкального телефильма «Сильва». Я и не думал ее обидеть, но и притворяться я тоже не мог.

Наверняка Марине Цолаковне хотелось сказать свое слово в оформлении «Лебединого озера», но это такое испытание на прочность, не дай бог. Из современных художников его выдержал разве что великий Сулико Вирсаладзе. Азизян, конечно, на меня обиделась, но вида не подала, после премьеры подошла ко мне с добрыми словами. Однако ее костюм Короля мне пришлось основательно переделать. Король, по эскизам, весь в черном, на черном полу, в почти черных декорациях. Спасение утопающего – дело рук самого утопающего. Надо было хоть как-то расцветить наряд моего героя. Я принес в мастерские изображение короны Елизаветы II, чтобы мне сделали такую же, потом принес знаменитый портрет Людвига Баварского, придумал себе колье на шею, массивные перстни на руках… Эскиз своего второго костюма в спектакле я нарисовал сам.

На генеральной репетиции, как главный герой балета, я кланялся последним. Но кто-то сказал Васильеву: «Володя, это же отрицательный персонаж, что же он у тебя последним выходит…» А спектакль заканчивался счастливо. Принц бегал около озера, и тут появлялся Король, то есть я. В какой-то момент, не знаю почему, Король подходил к сыну, клал ему руку на голову, типа, хотел его обнять, но потом вдруг передумывал: видимо, демон в нем все-таки побеждал. В итоге, когда счастливый Принц поднимал счастливую Одетту, Король умирал, практически никем не замеченный, у самого задника. Первые три спектакля на меня сзади еще пускали дым… Потом дым отменили.

На гастролях в Лондоне «Лебединое озеро» В. В. Васильева имело колоссальный зрительский успех. Публика свистела, кричала, топала. Прав был Дж. Баланчин, который сказал, что балет нужно назвать «Лебединым озером», чтобы у него был коммерческий успех. Но на следующий день в английской прессе появились разгромные рецензии. Почему Васильев решил ставить на такое либретто, я до сих пор понять не могу…

Для многих солистов «Лебединое» стало «пропуском» в текущий репертуар ГАБТа. Если ты не участвуешь в «Лебедином озере», значит, ты не в обойме. Я должен был отработать «Лебединое озеро» два раза, чтобы мне дали станцевать один классический балет – «Спящую красавицу» или «Щелкунчика».

59

Между постановочными репетициями «Лебединого озера» в ноябре 1996 года на сцене ГАБТа прошел юбилейный вечер, посвященный 60-летию Мариса Лиепы. Илзе и Андрис Лиепа пригласили меня в нем участвовать. Это было очень приятно по целому ряду причин.

Во-первых, Андрис не предполагал, что является кумиром моего детства. Его дуэт с Ниной Ананиашвили был очень известен в СССР, эффектная пара: он латыш, она грузинка. Они получали высокие награды на международных конкурсах, стали лауреатами очень престижной в то время премии ВЛКСМ, то есть комсомола, про них много писали, без конца показывали по ТВ. Ребята постоянно приезжали танцевать в Тбилиси.

А мы – ученики Тбилисского училища – вели дневнички. У балетных они всегда были очень популярны, там обычно друзья и подружки писали какие-то стишки, пожелания, туда вклеивались вырезанные из журналов и газет фотографии любимых артистов. В этих дневниках дети часто писали, на кого из артистов они хотели бы походить. Так вот: у всей нашей школы, независимо от пола, на вопрос «Кем ты хочешь стать?» было написано – «Андрисом Лиепой». «Любимый танцовщик» – Андрис Лиепа. Вся школа была помешана на светловолосом и сероглазом принце – Андрисе Лиепе. Я, конечно, тоже. У меня было несметное количество его фотографий.

Мало того что Илзе и Андрис пригласили меня участвовать в вечере, мне предложили станцевать «Видение Розы» М. Фокина! Известно, что их отец – Марис Лиепа – был первым, кто после многих лет забвения восстановил этот балет в ГАБТе и танцевал его. Выбор партнерши ребята предоставили мне. Я спросил Андриса: «А можно я станцую с Надеждой Павловой?». «Конечно», – ответил он.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное