Мой театр. По страницам дневника. Книга I

И похромал я прямо домой к Жанне Аюповой, которую тогда видел второй раз в жизни после нашей совместной «Сильфиды», благо она рядом с театром жила. Но не к самой Жанне, а к ее мужу, потому что Юрий Волков – доктор, мануальщик, массажист. Когда он открыл дверь, я, увидев его улыбку, почувствовал исходящую от него какую-то фантастическую энергию и понял, что спектакль я станцую. Юра вправил мне ногу, поколдовал над ней, отек очень быстро сошел. Вечером он приехал в театр, сделал укол. Нога у меня была синяя, но «Легенду» я станцевал. Как можно отказаться от спектакля, который ты обожаешь? На следующий день я вернулся в Москву, но наступить на ногу уже не мог.

2001 год оказался для меня безумно интересным, насыщенным самыми разными событиями. Еще хромая, вместе с Илзе Лиепой для какого-то концерта мы начали готовить дуэт из «Шехеразады» М. Фокина. Илзе поначалу очень сомневалась вставать со мной в пару или нет, потому что я был очень худым, даже субтильным. Андрис сестру уговорил, пообещав, что мы будем выглядеть гармоничной парой. Так сложился наш с Илзе многолетний творческий тандем.

Готовясь танцевать «Шехеразаду», я читал книги, смотрел эскизы Л. Бакста, фотографии, связанные с «Русскими сезонами» С. П. Дягилева. Сшил себе роскошный костюм, стараясь воспроизвести все его детали, как полагается, включая серьгу в ухе. Как же мне досталось от критиков г. Москвы и Московской области! Мол, как обычно, Цискаридзе решил выделиться, напридумывал невесть что. Мои рассказы о том, что Михаил Фокин танцевал с серьгами, а у Вацлава Нижинского были не только серьги в ушах, но и кольца на руках, только подлили масла в огонь. Но к этому моменту подобные выпады меня уже не задевали. Где-то даже было жаль этих убогих людей, они же книг не читают.

42

Историческим моментом того сезона стало возвращение Ю. Н. Григоровича в Большой театр. Его пригласили сделать новую редакцию своего «Лебединого озера». Едва Юрий Николаевич успел переступить театральный порог, к нему бросился фотограф Михаил Логвинов, чтобы запечатлеть знаменательное событие. Григорович не появлялся в ГАБТе пять лет. «Ой, Юрий Николаевич, – воскликнул Миша, – как символично я вас встретил у выхода Большого театра!» «Не у выхода, а у входа!» – поправил его Григ.

Началась работа над «Лебединым». Главный вопрос – кто будет танцевать на премьере Одетту-Одиллию – оставался открытым. Никто из ведущих балерин Григоровичу не подходил. Грачёва в декрете, Степаненко шла вторым составом. В конце концов на первый состав выбрали Волочкову. По театру пошла волна возмущения…

Неожиданно Юрий Николаевич вызвал меня и попросил поехать в Лондон, станцевать его «Щелкунчик» с труппой Молдавского театра оперы и балета. Еще сказал: «Знаю, сколько лет ты ждешь Принца в „Лебедином озере“. Я тебя очень прошу – станцуй Злого гения? Когда-то я не дал тебе его станцевать, ты ломал счастливый финал балета. Но сейчас финал будет трагический. Обещаю, сразу, как только пройдет премьера, ты станцуешь своего Принца. Сам прослежу, чтобы у тебя был спектакль».

Вернувшись из Лондона в Москву, я сразу же уехал в Петербург на I Международный фестиваль балета «Мариинский». Состав исполнителей был очень высокого уровня – звезды Мариинского театра, этуали Парижской оперы. Из Большого театра только я один в приглашенных. На «Вечере советской хореографии» исполняли: сюиту из «Гаянэ», II акт «Легенды о любви», где я танцевал Ферхада, и специально восстановленный III акт «Лауренсии».

На репетиции с Абдыевым мы прошли все, кроме круга jeté en tournant. Он мне сто раз повторил: «Колька! Грузин! Ты не понимаешь, ты на спектакле не сделаешь круг!» «Реджеп Маратович, – взвыл я, – прошу, не заставляйте меня, сил нет! Я и мертвым сделаю круг, даже если буду в бессознательном состоянии!» Он опять: «Грузин, ты сдохнешь!» В общем, мы с ним держали пари. Я станцевал все, и «круг» тоже. В антракте Абдыев прибежал на сцену: «Ну, грузин, выиграл! Я никогда такого „круга“ не видел!» В те годы я вообще не понимал тех артистов, которые ждали очереди на сцене, чтобы пробовать круг jeté en tournant. Я стал «круг» пробовать, когда мне исполнилось лет тридцать семь. Ну так, чтобы красиво было, чтобы ноги, оттянутые до предела, во время прыжка в шпагат открывались. А в двадцать с чем-то лет пробовать «круг» в репетиционном зале? К чему?

Стоило мне появиться в родном театре, как тут же услышал, что, пока я «катался в свое удовольствие», люди тут на репетициях душу отдавали. На меня уже успели Григоровичу нажаловаться. Встретились с ним в зале. Он, весь взъерошенный, спустил на меня собак: «Вы все время ездите, вас все время нет в театре!» Я обомлел: «Юрий Николаевич, вы же меня сами отправили в Лондон, я же не просился!» Через пару дней он поймал меня в коридоре, завел за угол: «Колька, ну ты же знаешь, я должен был покричать для порядка, чтобы они отстали, а то ходят, все время на тебя жалуются». Я покорился: «Ну хорошо, вы кричите, просто я не буду обращать внимания, не буду расстраиваться». На том и порешили.