Читаем Мой театр. По страницам дневника. Книга I полностью

Смотрю свое расписание, а там: «Репетиция, зал № 2. Злой гений – Николай Цискаридзе, педагог Борис Акимов». Я зашел в канцелярию: «Это что?» – «Приказ Григоровича: никто не имеет права репетировать мужские партии, кроме Акимова». – «Но мой педагог – Фадеечев, я ни с кем, кроме Николая Борисовича, не репетирую». – «Коль, будет очень большой скандал», – предупредили меня.

На репетицию со мной Фадеечев в тот день не пришел. Потому что все его ученики – Принцы – резко стали учениками Акимова. Николай Борисович, видимо, решил, что и со мной случилось такое же. С точки зрения театральных законов и этики, такие поступки расцениваются как предательство. Когда Акимов пришел ко мне на репетицию, я сказал, что у меня есть педагог, с которым я работаю, и ушел.

В тот момент на основной сцене шла массовая репетиция. Григ находился в зрительном зале. Я к нему подсел: «Юрий Николаевич, поговорите со мной две минутки». – «Хорошо». – «Помните девяносто пятый год, когда все ученики ушли от Симачёва?» – «Помню». – «А я не ушел». – «Я это знаю». – «Вот сейчас такая же ситуация. Я не буду ни с кем репетировать, кроме Фадеечева. Вы же знаете мой характер, я не сделаю этого». Григорович меня взглядом пробуравил: «Я тебя очень хорошо понимаю. Я издал такой приказ, но прошу тебя без демонстраций». – «Принца я буду репетировать только с Фадеечевым», – уточнил на всякий случай я. «Премьера пройдет и репетируй со своим Колей!» – усмехнулся он.

Я тут же позвонил Николаю Борисовичу, сказал, что Злого гения порепетирую сам, а его жду на Принца. Он засмеялся: «Коль, я не сомневаюсь в тебе!» И дальше два сезона, пока Б. Б. Акимов был руководителем и репетировал «Лебединое озеро» с Филиным и Уваровым, бывшими учениками Фадеечева, я работал только с Николаем Борисовичем.

43

Перед премьерой «Лебединого озера» началась борьба амбиций. Первым составом танцевали: А. Волочкова, А. Уваров и я. Вторым – Г. Степаненко, С. Филин и Д. Белоголовцев. Но писали в СМИ и интервью брали, притом что все мы были кто народный артист, кто заслуженный, только у Волочковой, не имевшей никаких званий. Видимо, чтобы Насте не было одиноко, и меня пристегивали. Естественно, руководство выразило свое недовольство, настаивая на том, чтобы интервьюировали не Цискаридзе, а других исполнителей.

После генеральной репетиции, где танцевал второй состав, приехал телеканал РТР, и у них у всех взяли интервью. А корреспондентом тогда была Ирада Зейналова. Я шел по коридору, когда она схватила меня за руку: «Коля, можете дать интервью?» Я чистосердечно ее предупредил, что интервью-то я дам, но будет скандал, потому что я сегодня не танцевал. «Я вас очень прошу, – воскликнула Ирада, – мне же надо хоть что-то показать! Вы же понимаете, я их показать не могу!» Пока я давал ей интервью, к нам подтянулись камеры других телекомпаний. Получилось, что по всем главным каналам показали опять меня.

В день премьеры нас с Волочковой повезли на Первый канал на «Доброе утро». Уварова не пригласили, он не входил в разряд «разговаривающих» артистов. Андрея это, видно, страшно задело. Спектакль прошел с большим успехом. В зале присутствовал премьер-министр М. М. Касьянов, представители дипкорпуса и подобная публика. Настало время кланяться. Мы с Настей оказались на женской стороне, Уваров на мужской. Поклоны в балетах всегда строго регламентированы: сначала лебеди, потом я – Злой гений, потом Принц с Одеттой. Я, как полагалось, выбегал, вернее, выпрыгивал, вылетал сверху вниз. Покланялся. Вижу, Волочкова с Григоровичем стоят в первой кулисе, сцена пустая, Андрей не выходит. Образуется неловкая, большая заминка. Тут Григ мне рукой машет, мол, иди сюда. Я подошел, протянул руку Волочковой, а Настя уже вывела Григоровича и всех остальных. Увидев этот «беспредел», Уваров психанул и отказался выходить на поклоны.

Позже выяснилось, что именно Цискаридзе – причина его ужасного морального состояния! Я уже рассказывал, как до недавнего времени танцевал подряд все постановочные и генеральные репетиции, прогоны, как на мне в этом смысле в театре всегда «ездили». А тут меня в театре все время нет, а прогон идет за прогоном, и за это не платят. Прежде мои старшие сотоварищи – премьеры – только сливки снимали. А теперь – я уехал туда, я уехал сюда, я заработал там, сям, а они сидят на стационаре за одну только зарплату. Наконец, именно Цискаридзе показывают по всем каналам телевидения! Какое безобразие! У Григоровича в то время был помощник Юрий Смирнов, с хорошим чувством юмора человек. Услышав очередной «плач премьеров» по моему поводу, он сказал: «По какому поводу вы возмущаетесь? Цискаридзе – танцовщик, а вы – подтанцовщики».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное