Читаем Мой театр. По страницам дневника. Книга I полностью

Церемония награждения состоялась утром 28 марта. Она проходила строго по ранжиру и алфавиту: начиналась с вручения грамот и заканчивалась вручением высшей правительственной награды – звания «Народный артист России». В зрительном зале – только коллектив Большого театра, все цеха. За кулисами стояла тысячная толпа, каждый в которой ожидал своей очереди выйти на сцену, чтобы получить награду. И оказалось, что этот огромный список завершался моей фамилией, последней по алфавиту. В общем, вся церемония заканчивалась мной.

Приехала В. И. Матвиенко: являясь заместителем председателя Правительства РФ, она и вручала награды. Всех приветствовали аплодисментами. Но, когда объявили фамилию Цискаридзе, в зале случилась овация. Меня в театре любили и уважали, негативное отношение было только со стороны руководства балетной труппы и малочисленной группы солистов с их педагогами.

Пока я шел из кулисы к центру сцены, аплодисменты не смолкали. «Судя по вашей реакции, не надо объяснять, кто народный артист в этом театре!» – сказала Валентина Ивановна. Вручила мне награду, я поцеловал ей руку. «Надо же, еще и очень хорошо воспитанный человек!» – засмеялась она. Я один умудрился это сделать. Зал еще громче зааплодировал. Мне недавно исполнилось 27 лет. Я опять побил все рекорды. Мало того, что я младше всех премьеров, я еще теперь и народный артист.

В зрительный зал все награжденные шли по мостику, перекинутому через оркестровую яму, мимо Директорской ложи. Там сидели легендарные люди: М. Т. Семёнова, О. В. Лепешинская, Б. А. Покровский, И. И. Масленникова… Передо мной по этим мосткам прошло 999 человек, среди них были и артисты балета. Но, как оказалось, кроме меня, никому из них в голову не пришло подарить цветы своему педагогу. Когда я остановился перед Мариной Тимофеевной и протянул ей букет, публика вновь стала аплодировать, кричать: «Коля, браво!» В зале сидело много ветеранов. Они ко мне исключительно относились за преданность профессии, Театру. Я видел и слышал, как пожилые артисты кричали: «Коля, браво!» Меня это тронуло до глубины души. И тут Семёнова поднялась со своего места и, улыбаясь, оглядев зал, всех поприветствовала, поклонилась. Здесь грянул новый шквал аплодисментов.

Вечером в ГАБТе шел праздничный гала-концерт. Не вдаваясь в подробности, скажу, что в программе торжественного концерта места для меня – народного артиста – не нашлось. Рождественскому доложили, что я буду исполнять «Дон Кихот», ну, не проверять же ему руководство балетной труппы! «Неожиданно» обнаружив, что «Дон Кихот» я не танцую, меня срочно заменили другим исполнителем.

В тот вечер я появился в «Марше» на музыку «Млады» Н. А. Римского-Корсакова. Одетый в костюм Щелкунчика, под гром аплодисментов я прошел по сцене из верхнего правого угла в нижний левый угол, как и М. Л. Лавровский в костюме Спартака, Ю. К. Владимиров в костюме Ивана Грозного, другие звезды Большого театра прежних времен. Правда, я был среди них единственным действующим на тот момент артистом, а точнее сказать, действующим балетным премьером ГАБТа.

47

Отпраздновав юбилей, Bolshoi Ballet собирался ехать на три недели, апрель – май, на гастроли в Лондон. Мне показалось очень странным, что мы должны выступать в театре Drury Lane, где обычно идут только мюзиклы. Мало того, сцена там неудобная, а в репертуаре сплошь «Баядерки» и другие большие балеты. Я к директору ГАБТа Иксанову: «Анатолий Геннадьевич, поймите, это плохая и непрестижная для нас площадка. Давайте я свяжу вас с нормальными импресарио, с Хоххаузерами. Виктор и Лилиан многие годы возили в Лондон Большой театр, Святослава Рихтера, Давида Ойстраха!» Меня вежливо выслушали, но не услышали. «Коля! Не лезь в ЭТО!» – дал совет кто-то из умных людей.

Не только продюсерская компания, место выступлений, но и время гастролей были выбраны крайне неудачно. Лондон был забит спектаклями. Труппа Английского Национального балета танцевала в Royal Albert Hall и в Coliseum, а мы в Drury Lane! Билеты на нас просто не продавались. Страшно не хотелось туда ехать.

18 апреля у меня состоялся неприятный разговор с нашим балетным руководством по поводу гонораров. Мне опять собрались платить меньше, чем другим. Терпение мое лопнуло: «В таком случае я никуда не поеду. Мы теперь все народные артисты, репертуар я танцую тот же!»

Позанимавшись классом, порепетировав, я пошел домой, чтобы вечером вернуться в театр на прогон. Занятый своими мыслями, непонятно зачем решил перебежать дорогу на Комсомольском проспекте вне перехода… И попал под машину! Меня по касательной ударил большущий джип. Если бы я ногу поставил на миллиметр вперед, меня бы просто не стало. Мы с машиной оказались «впритирку», я, образно говоря, на скорости «вытер» собой ее бок. Удар оказался такой силы, что моя куртка на уровне груди просто расплавилась. Взвизгнули тормоза, джип резко остановился. Я сам был виноват, и, бросив в состоянии аффекта шоферу: «Езжайте!» – побежал домой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное