Что есть для меня Большой театр? Это совсем не те люди, которые оказались там у власти как «калиф на час». Большой театр для меня – это М. Т. Семёнова, Г. С. Уланова, Ю. Н. Григорович, Н. Б. Фадеечев, Г. Н. Рождественский, А. М. Жюрайтис, Н. Р. Симачёв, М. Л. Лавровский, Е. С. Максимова, В. В. Васильев, Н. И. Бессмертнова, В. К. Владимиров, Н. В. Павлова; балетная и оперная труппа с ее великими примадоннами во главе с И. К. Архиповой, Е. В. Образцовой, Т. И. Синявской; музыканты оркестра, артисты миманса, режиссеры, гримеры, костюмеры, рабочие сцены, бутафоры, осветители.
Даже теперь, когда я захожу в театр, со мной все здороваются. Мой ученик, премьер ГАБТа Денис Родькин, как-то, не без удивления, сказал: «Николай Максимович, вы единственный человек после Григоровича, который идет по театру, и все ему кланяются! Все расходятся и кланяются!»
До сих пор в закулисье Большого театра, в цехах, можно увидеть мои фотографии. Сегодня фамилия Цискаридзе вычеркнута из официального списка ГАБТа, но у костюмеров, у гримеров, в мастерских, у осветителей – вырезанные из журналов, висят снимки Ю. Н. Григоровича и мои. В театре ко мне и сегодня относятся с большой теплотой. Если для дела мне что-то нужно, стоит только набрать номер телефона и сказать: «Девочки, мне бы…» И через две минуты все достается как из-под земли. Такое отношение нельзя купить или получить благодаря посулам и лести. Его можно только заслужить…
12 июня к 09.00 я поехал в Кремль на вручение Государственной премии РФ. Кроме меня, из балетных, премию получала Д. Вишнёва. Мою кандидатуру выдвинула старая команда Национальной премии «Золотая маска», в которую входили знающие и беспристрастные люди. Позже мне передали целую кипу отзывов обо мне, являвшихся основанием для выдвижения на эту награду, написанных выдающимися деятелями нашей культуры: О. В. Лепешинской, И. А. Антоновой, А. С. Демидовой, Н. А. Долгушиным, Л. М. Гурченко, О. П. Табаковым, Е. С. Максимовой, М. Л. Лавровским, Н. Д. Касаткиной, В. Ю. Василёвым…
Вручал Государственную премию в Кремле В. В. Путин. Все было красиво и очень торжественно. А днем мы с Вишнёвой сели в самолет и улетели в Лондон, где начинались гастроли Мариинского театра.
На следующий день я уже танцевал Голубую птицу в «Спящей красавице» С. Вихарева в Covent Garden. «Рубины» я исполнил вместо двух четыре раза. Меня публика принимала очень хорошо, пришли лондонские поклонники, на сцену летели цветы. Что, естественно, раздражало петербургских артистов. Лучшим подтверждением оценки моих выступлений стало предложение Мариинского театра: вернуться обратно в Лондон и после того, как 26 июня дебютирую в партии Принца в «Лебедином озере» в Москве, чтобы станцевать «Симфонию до мажор» с Вишнёвой и «Шопениану» в придачу.
Но, как говорится, в каждой бочке меда есть ложка дегтя. Мое имя не было официально объявленным на гастролях Мариинского театра в Лондоне, то есть оно не фигурировало ни в рекламной кампании, ни на афишах. Я был таким «московским котом в мешке». Но все равно согласился: «Хорошо». Мне очень хотелось исполнять этот репертуар.
В ГАБТе меня ожидало «Лебединое озеро». Состав подобрался отборный, все из числа моих «друзей»: Одетта – Одиллия – Г. Степаненко, Злой гений – И. Рыжаков. Галя надо мной поиздевалась по полной программе, она в том была большая мастерица. На репетициях все время показывала, как ей неудобно. Прогон балета с Григоровичем оказался для меня страшным испытанием. Я думал, не переживу его, потому что Степаненко просто не делала ничего – висела на моих руках.
Но на спектакле, к счастью, Галя собралась. Семёнова осталась мной довольна, со Степаненко она уже не работала. Единственное, могу сказать – Принц в «Лебедином озере» Ю. Григоровича вообще НЕ МОЙ спектакль. Я его не любил, хотя ждал партии Принца очень долго. Перед этим, физически выматывающим, балетом у меня всегда портилось настроение. Уваров нравился мне в роли Принца гораздо больше, чем сам себе я. И потому с чистой совестью я танцевал Злого гения.
И еще удивительный момент. Если в декорациях С. Вирсаладзе, созданных для «Спящей красавицы», «Раймонды», я чувствовал себя гармонично, то декорации «Лебединого озера», когда я танцевал Принца, ощущались как нечто громоздкое и давящее. А исполнять Злого гения в них же мне было совершенно комфортно.
Чем старше я становился, тем тяжелее мне давался этот балет. Я танцевал Принца и Злого гения, как сочинил Григорович, ничего не облегчая, а еще и добавляя безумных прыжков в шпагаты, количество пируэтов во вращениях. До меня Злого гения исполняли, как однажды выразился Ю. К. Владимиров: «Ползком-ползком, цок-цок!» Есть записи «Лебединого» Григоровича, там всё видно.