Мой театр. По страницам дневника. Книга I

Труппа улетела в Лондон. А меня пригласили приехать в институт Бурденко на консилиум, где присутствовал и главврач поликлиники ГАБТа. В результате появилось заключение, что диагноз в госпитале Бурденко поставлен правильно. После этого случая я больше никогда в жизни не переступал порог поликлиники ГАБТа.

Паломничество представителей театра всех рангов в мою скромную квартиру продолжилось. Приехал А. С. Ворошило – тогда исполнительный директор, еще кто-то с извинениями за «халатность». Я не стал жаловаться на докторов, но моя история получила большую огласку. Я дал интервью в то время сверхпопулярному журналу «Огонек», где сказал, что потрясен женщинами – врачами нашей поликлиники, и желаю им, чтобы с их детьми поступили так же, как они поступили со мной. Видит Бог, я не кровожадный человек, но это было уж слишком, даже для эпохи «беспредела». Вскоре главврач поликлиники ГАБТа был уволен.

Вылежать двадцать один день оказалось непросто. Ходить, читать, вышивать, смотреть телевизор нельзя. Я мог только разговаривать по телефону, все время глотал таблетки. До меня дошли известия, что на гастролях в Лондоне Bolshoi Ballet провалился…

Клянусь, не знаю, чем бы закончилась эта история и что со мной было бы дальше, если бы не звонок и настойчивый совет Е. С. Максимовой, которая в прямом смысле слова спасла меня.

49

Начался июнь. Я потихоньку приходил в себя. Звонок из Мариинского театра от Вазиева: «Коля, помнишь, ты говорил, что хочешь станцевать в „Драгоценностях“ Баланчина, в „Рубинах“?» – «Да». – «Если выучишь за два дня, я тебе на наших гастролях в Лондоне дам станцевать». Сажусь в поезд, еду в Петербург и учу, сидя в вагоне, «Рубины» по записи на диске на маленьком портативном телевизоре. Юрий Фатеев, репетировавший со мной в Мариинке балеты современного репертуара, был убежден, что выучить «Рубины» за два дня невозможно. Я сказал: «А я рискну». И выучил эту сложнейшую партию. Показав ее удивленному Фатееву, я получил спектакль в Лондоне.

Но мою основную работу в Большом театре никто не отменял. Напротив, после «больничной» истории руководство во главе с Акимовым стало меня «пасти», им страшно хотелось взять реванш за свое громкое фиаско. Началась игра на выживание. Я пошел на принцип. Я не имел права проиграть.

Отрепетировав в Петербурге «Рубины», я вернулся в Москву. В моем распоряжении был еще день, чтобы станцевать Злого гения в «Лебедином озере», потом сесть на ночной поезд в Петербург, утром там порепетировать Баланчина, потому что вечером Мариинский театр улетал в Лондон. Я же мог спокойно вернуться домой. Спектаклей в ГАБТе в те дни у меня не было. Конечно, получалось плотное расписание, но иначе было никак.

Станцевав, как и полагалось, свое «Лебединое», ночным поездом, «Красной стрелой», я отправился в Петербург. Утром в 11.00 в Мариинском театре пошел на класс, после которого в 12.30 засел в буфете с чашкой чая. В 13.00 туда влетела Татьяна Гумба – начальник балетной канцелярии: «Коля, тебя разыскивают из Большого театра! Сегодня вечером некому танцевать „Лебединое“, у вашего Белоголовцева краснуха!» – «Но я не стою даже в запасе, Рыжаков стоит!» И слышу, что у Рыжакова нога резко заболела. Понимаю, что меня пытаются «подставить», надо срочно возвращаться в Москву.

Гумба, успев заказать мне билет на самолет, на какой-то запредельной скорости домчала меня на своей машине в аэропорт Пулково, на часах 14.20. В 16.00 сажусь в самолет. В 17.00 я уже в Москве, бегу к такси и несусь в Большой театр. В 18.00, за час до начала спектакля, я влетаю в свою гримерную, в 19.00 выхожу на сцену и танцую Злого гения.

Посреди спектакля ко мне в раздевалку с бутылкой шампанского приходит Дима Белоголовцев, у которого диагноз «краснуха» не подтвердился, а к концу балета появляется и «нетленный» Рыжаков. Оттанцевав «Лебединое», я снова сел в ночной петербургский поезд, чтобы успеть днем в Мариинском театре порепетировать с Фатеевым «Рубины». Вечером, полуживой, я вернулся в Москву, потому что 12 июня, в День России, в Кремле мне вручали Государственную премию РФ.

Как я выдержал эти бега? Наверное, благодаря характеру и вере в высшую справедливость. А потом, у меня была мощная поддержка в лице Семёновой. Все эти дни она находилась рядом со мной, и, по-моему, Марина просто наслаждалась от того, что «Акимов и компания», как ни старались, ничего не могли со мной поделать. Семёнова была на «Лебедином», когда я срочным образом заменял сразу двух, скоропостижно свалившихся, артистов. Уверен, что труппа, клакеры, многие зрители знали подробности этой игры «на выживание». Марина пришла на спектакль и, стоя в ложе, аплодировала мне – демонстративно, чтобы все видели. Спасибо ей и за это.