Читаем Мой театр. По страницам дневника. Книга I полностью

Несмотря на волнение Ролана, премьера «Пиковой дамы» прошла более чем успешно. Директор Парижской оперы Юг Галь и директор ее балетной труппы Брижит Лефевр аплодировали стоя. Нас с Пети и Лиепой бесконечно вызывали на поклоны, засыпали цветами. Два месяца каторжной работы оказались позади. Зайдя за занавес, положив голову Ролану на плечо, я вдруг разрыдался, не столько от усталости, сколько от того, что что-то настоящее, большое завершилось. За сцену каким-то неимоверным потоком хлынули люди. Пришел Григорович с поздравлениями, сказал, что гордится тем, что когда-то взял меня в театр и я вырос в артиста, который может исполнять такие роли.

Наверное, в тот момент я не очень осознавал свой успех, поскольку мне предстояло еще два дня – завтра и послезавтра, вновь танцевать «Пиковую». Три раза подряд танцевать такой балет – это нечто из ряда вон выходящее.

После третьего спектакля мы встретились с Галем, и я подписал контракт с Парижской оперой на «Баядерку». Контракты Парижской оперы – это образец договора между театром и артистом. Там прописано все до малейших деталей. Если артист вдруг заявлял: «Я не хочу этот костюм», – ему показывают контракт: «А здесь ваша подпись стоит!»

На следующий день Пети отбывал со всей французской «делегацией» в Париж. Мы не прощались надолго. 6 ноября я должен был приступить к репетициям «Баядерки» на сцене Опера́ Гарнье.

59

И еще в продолжение «Пиковой дамы». После премьеры мне очень хотелось преподнести Пети в знак благодарности какой-то ценный подарок. И тут я вспомнил, как однажды в 1990-х в Петербурге на Невском проспекте я зашел в антикварную лавку, просто ради интереса. Разглядывая витрину, обратил внимание на старое издание. Оказалось – «Пиковая дама», напечатанная в литературном журнале «Библиотека для чтения» в 1834 году. Первое издание повести А. С. Пушкина! Оно стоило каких-то баснословных денег. Я же был беднее церковной крысы – ни квартиры, ни достойной зарплаты. Вздохнув, я побрел дальше.

От этого воспоминания я просто подпрыгнул, стал искать для Пети раритетное издание «Пиковой дамы». Кого я только не спрашивал, к кому только не обращался, но найти его так и не смог. А в моей библиотеке имелась прекрасная книга «Басни» Ж. де Лафонтена, изданная во Франции в том же, что и «Пиковая дама», 1834 году. Что интересно – она была заново переплетена в 1837 году, то есть в год гибели Пушкина, о чем внутри книги была сделана соответствующая запись. Мне ее подарила одна подруга. Я ей позвонил: «Можно я твоего Лафонтена подарю Ролану Пети?»

Получив согласие на «передаривание», я купил красивую открытку с «Демоном» М. Врубеля. Где-то в глубине души я надеялся, что Ролан, быть может, еще сподобится поставить для меня «Демона», быть может, его захватит этот гениальный сюжет. Нашел текст «Демона» на французском языке, вложил его в книгу, все красиво запаковал и после премьеры «Пиковой дамы» презентовал подарок Пети.

На следующий день Ролан, Зизи Жанмер, Катя Новикова и я пошли обедать. Пети пребывал в состоянии восторга по поводу триумфа своего балета. Он всем направо и налево рассказывал, что, проснувшись утром после премьеры, чувствовал себя двадцатилетним юнцом, готовым даже на невероятные любовные подвиги. И тут я ему тихо: «Ролан, вам понравилось то, что я вам подарил?» Ролан вдруг изменился в лице и… заплакал. Слезы полились по щекам, от волнения затряслись руки. Он молча обнял меня. «Николя, он вчера вечером целовал эту книгу, – сказала Зизи, потом добавила: – Вы – первый артист за всю его жизнь, кто сделал ему подарок за спектакль».

Придя в себя после нахлынувших чувств, Ролан впился в Катю: «Ты понимаешь, что это за человек? Ты понимаешь, как он воспитан? Юноша, который совсем не богат, мало того, что он понимает, кто такой Лафонтен, мало того что…» В общем, Ролан оценил мой подарок и в течение всего обеда не мог успокоиться, рассказывая, как люди, для которых он ставил судьбоносные спектакли, «никогда конфетку не подарили, букета цветов не удостоили».

С тех пор, если мы где-то должны были с ним встретиться, Ролан никогда не приезжал без подарка. Он сам всегда прекрасно одевался и мне дарил очень красивые свитеры, кашне, куртки дорогих брендов типа Franco Vello, Louis Vuitton, Brioni…

Оказываясь в обществе вместе с Роланом, я слышал, как он обязательно кому-то говорил: «Мне очень нравится, что Николя очень стильно одет». Денег на приличную цивильную одежду у меня тогда не было, но пониманием цвета, фактуры, стиля, мне кажется, я обладал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное