Читаем Мой театр. По страницам дневника. Книга I полностью

Мне тоже нравилось делать Ролану не только знаковые, но и необходимые для жизни подарки. В 2005 году я ездил к нему в Швейцарию готовить «Кармен. Соло». Шла Рождественская неделя. А Пети имел обыкновение то и дело терять шапочки. Я пошел и купил ему очередную шапочку и в pendant к ней – кашне. Ролан очень любил шарфы, умел их элегантно носить. Шарф на шее – это фирменный стиль Пети. В том же магазине я купил подарок и для Зизи – красивый кошелек. Они были очень состоятельные люди, но сто раз, наверное, сказали спасибо, искренне радуясь, что все мои дары им даже по цвету подошли.

60

Буквально через несколько дней после «Пиковой дамы» мы поехали в Петербург на гастроли, чтобы в Мариинском театре показать два спектакля «Лебединого озера» Ю. Григоровича. Вместе с А. Волочковой и А. Уваровым я как Злой гений должен был танцевать первый спектакль.

Приехали на «Красной стреле» утром, выходим на вокзальную площадь, видим на гостинице «Октябрьской», на огромном табло бегущую строку: «Гастроли Анастасии Волочковой в Мариинском театре с труппой Большого театра». Мы обомлели. «Ой, а мы в подтанцовках!» – не сдержался я.

Дальше больше – едем по Невскому проспекту, там растяжки на каждом светофоре: «Анастасия Волочкова в Мариинском театре, балет „Лебединое озеро“», а внизу мелкими буковками – «с труппой Большого театра». Чем ближе мы подъезжали к гостинице «Астория», тем громче возмущались наши артисты, народ просто кипел от негодования.

Увидев Иксанова, я сказал: «Анатолий Геннадьевич, что происходит? Вы привезли всемирно известную труппу с народными артистами, а весь город в рекламе Волочковой. На каком основании? Она даже звания никакого не имеет!» Иксанов начал юлить, мол, понимаете, такие важные люди звонили, такие влиятельные люди это спонсируют. «Люди?! – опешил я. – Но почему вы оскорбляете Большой театр?» Как обычно, ничего вразумительного от Иксанова я так и не услышал. А на спектаклях вся труппа наблюдала, как вокруг Насти водили хороводы Швыдкой, Акимов и компания. Они выносили ей цветы, угодливо улыбались, кланялись, раздавали интервью, что есть на земле только одна звезда балета – Волочкова.

После этого визита в Петербург у нас с Настей установились натянутые отношения. Она к этому моменту «забронзовела», верила, что является главным персонажем и ньюсмейкером, которого Большой театр должен обслуживать, как золотая рыбка старуху в «Сказке о рыбаке и рыбке» Пушкина. Такого в истории ГАБТа за 225 лет его существования еще не бывало. Изменения, происходившие во всех областях нашей жизни, коснулись и Театра, порождая новые законы и правила…

Когда-то Е. П. Гердт не без раздражения заметила: «Советское правительство создало должность – главная балерина мира – и назначило на нее Галю Уланову». Понятно, что сравнивать эти ситуации абсолютно неуместно. Но Галину Сергеевну, величайшую балерину из балерин, никогда в Большом театре ТАК относительно труппы не ставили! А тут очередной министр создал должность – главная балерина Вселенной, превратив ГАБТ в обслугу.

Потом Пети мне рассказал, что к нему домой в Швейцарию приезжал человек, который спонсировал карьеру Насти, предлагал ему очень большие деньги. «Мне никогда такие деньги не платили ни в Голливуде, ни в одном европейском театре», – признался Ролан. «И что?» – поинтересовался я. Он сказал: «Я отказался».

Спонсор, который купил для Насти всех и все, что продавалось, а, как оказалось, продавалось многое, хотел, чтобы Пети поставил для нее балет в Большом театре, с которым она бы победно объездила весь мир. Продумали даже премьеру в Париже, которая должна была состояться в Théâtre des Champs-Élysés. «Я отказался, – повторил Пети, – она красивая женщина, я с ней провел репетицию. Мне стали предлагать большие деньги и за репетицию, я сказал, нет, спасибо, мне это не надо. Сказал, что эстетически она не моя балерина. Я не смогу сделать хорошую работу, если она не моя балерина!»

61

Известие, что Юг Галь лично пригласил меня танцевать в Парижскую оперу, сразило, как удар молнии главу нашей балетной труппы, и не его одного. У Акимова были свои звезды и свои планы. О нем Семёнова как-то сказала: «Человек, который никогда не был на троне на сцене, всегда будет завидовать тем, кто на этом троне был».

Не успели, как говорится, отгреметь аплодисменты в честь «Пиковой дамы», как до моего сведения довели, что в Парижскую оперу я не еду, поскольку в Большом театре ставится «Тщетная предосторожность» Ф. Аштона. Я выслушал это сообщение молча. Ко мне подошел Александр Грант, который переносил этот спектакль, и сказал, что очень хочет, чтобы я в нем танцевал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное