Помню, как в Австралии, именно в этой поездке, мы с Мариной и с Леночкой Букановой в ресторане сидели. Мы с Леной были большими друзьями. Семёновой очень нравилось, что мы с Леной дружим. Она тоже в классе у Марины Тимофеевны занималась, училась у нее преподавать. Марина себе в класс отбирала не только ведущих танцовщиц, но и самых красивых, способных девочек из кордебалета. Лена была именно такая.
Она закончила Московское хореографическое училище. Занималась у Е. Б. Малаховской, заканчивала школу по классу С. Н. Кузнецовой. Это была «à la Сильви Гиллем» плюс Надежда Павлова девочка. На выпуске в школе танцевала Одетту. Но пришла в театр – все как-то не задалось. Лена свернула колено, пока она оперировалась, ее поезд ушел… Но Буканова стала звездой кордебалета. Она у Грига везде в первой линии стояла. Когда я пришел в ГАБТ, Леночка находилась в декрете. От одного артиста я все время слышал: «Вот мы сейчас поедем к Букановым, напьемся, возьмем пивца…» Муж Лены тоже в Большом танцевал. Я подумал: «Надо же, эта Буканова какая! Мало того что беременная, они еще там и выпивают». Я ее не видел никогда.
1993 год. Утром прилетев с гастролей из Японии, вечером я побежал в Театр. Я так любил этот Театр, что мне надо было после разлуки обязательно погладить его, вдохнуть его запахи. А в тот день шла «Вальпургиева ночь». И в тройке нимф, в середине, я увидел ангела. Двух артисток по краям я знал, обыкновенные, а эта – с фантастической красоты ногами, с тонкой талией и иконописным лицом. Невероятной красоты танцовщица. У нее были огромные глаза, тонкие, чуть удлиненные черты лица. Такие лица у святых на православных иконах пишут.
Я был настолько очарован всем ее обликом, что тут же решил познакомиться. Подошел к ней и, не стесняясь, без лишних слов спросил: «Здравствуйте, а вы кто?» Лена потом очень смешно рассказывала о том впечатлении, которое я на нее произвел: «Вдруг ко мне подходит какой-то пионер и говорит: „А вы кто?“» Она опешила от моего нахальства. А я пошел в наступление: «Меня зовут Коля Цискаридзе. Давайте знакомиться, я молодой солист». Про солиста я, конечно, немного приврал, потому что, работая второй год и являясь формально солистом, ходил в «непризнанных». Не чувствуя никакого смущения, я сказал: «Можно я вас провожу?» Да, я пошел в атаку. Она была такая красивая, что… В общем, ангел от растерянности сказал, что его зовут Лена, а потом, после небольшой паузы, разрешил себя проводить.
Я же не знал, что ее муж на японских гастролях закрутил роман с другой артисткой. В общем, в тот день, когда я увидел впервые Лену, утром, когда прилетел самолет, она узнала, что муж от нее ушел. А вечером у нее «Вальпургиева ночь». Она пришла танцевать, еще надеялась, что муж вернется. Они жили на съемной квартире, ребенок маленький, только родился, надо было оплачивать и квартиру, и няню. Лена была вынуждена выйти на работу. А муж не только ушел – он ушел со всеми деньгами. В общем, эта несчастная девочка идет после спектакля с этими мыслями, а тут какой-то пионер…
Вслед за Леной я пошел на женскую половину, где находились женские гримерные. Встал, жду. Думаю – странно, раз она на втором этаже сидит, значит, на хорошем положении в труппе. Потому что на этом этаже солистки сидели. Раздевалка такая «козырная» у нее была, думаю – ничего себе, с кем познакомился!
Когда я понял, что это Лена Буканова, выдал: «А вы не алкоголик, оказывается!» В общем, пока я ее провожал, я ей много рассказал интересного…
Мы подружились на всю жизнь. Она была очень близким мне человеком. Когда Лена заканчивала танцевать, я сделал все, чтобы она стала педагогом-репетитором в ГАБТе. Лена очень хорошо работала с кордебалетом. Но, когда я ушел из Большого, ее начали уничтожать как личность, как профессионала. Я уехал работать в Санкт-Петербург и не знал, что у нее диагностировали рак. Я ей звонил, мы болтали, как всегда. Она даже намеком не обмолвилась, что с химии на химию ездит, что у нее уже IV стадия онкологии. Все время просила свою маму: «Только Коле не говорите, Коле не говорите, что я больна!»
Когда мне позвонили и сказали, что Лена умерла, это было для меня как удар молнии. И самое отвратительное, когда ее хоронили, на прощание пришли все те, кто ее в этот гроб положил. Еще лезли ее в лоб целовать… Ужас. Для меня это невосполнимая потеря.
Но вернусь к Австралии. 15 октября мы отмечали день рождения Н. Семизоровой. У меня, на удивление, выдался свободный день. В фойе театра, где мы танцевали, выделили место, где Нина накрыла стол, туда приходила вся труппа, поздравляли, пили-ели.