Читаем Мой театр. По страницам дневника. Книга I полностью

Доказать, что я сын Ламары Цискаридзе, было невозможно: у меня документы на русском языке. На грузинском – только мое свидетельство о рождении, а мне уже 20 лет. Паспорт на русском: иди его заверяй, доказывай! На русском языке я – Николай, на грузинском я – Николоз. В домовую книгу в Тбилиси, когда меня вносили, записали – Ника. Никто ж не думал, что когда-то развалится это государство. А для грузин Николоз, Николай и Ника – это три разных человека.

Иди докажи, что это один человек. Пришлось искать подтверждения, что я – это я. Пошел в хореографическое училище, где мне дали справку, что я в нем учился. Потом в министерстве культуры мне дали другую справку и сказали: «Идите получать гражданство». Говорю: «Хорошо». – «Тогда избавляйтесь от российского». Я сказал: «Нет, не буду». Около недели длилось мое «хождение по мукам». Наконец министерство юстиции Грузии выдало мне бумагу, что я – наследник Л. Н. Цискаридзе, на основании того, что я – «представитель редкой профессии»: в скобках значилось «артист балета мужского пола»…

Родственники понаехали со всех концов Грузии. И когда я на них внимательно посмотрел, то увидел, что ноги у всей родни по мужской линии «от ушей» растут, что их форма очень красивая, у всех крутой, высокий «подъем». Просто никому из них в голову не приходило со всем этим «добром» в балет податься.

Все мы ютились в одной комнате – отапливалось только это помещение. К вечеру становилось невыносимо холодно. Дома не один год стояли непрогретые. Троллейбусы не ездили, метро стояло, бензина не было: люди ходили по городу пешком. У меня с собой какие-то доллары были: они меня и спасли.

Я купил очень большую корзину грузинской ароматной гвоздики и поставил урну с прахом в ее середину. Заходили люди, делали так: «А-а!» – и по стеночке, по стеночке вокруг. А мне говорили: «Что ты там, на кладбище, не сядешь?» Мне полагалось сидеть, мне должны были все жать ручку. Я взмолился: «Не могу больше похороны видеть». Второй месяц идут похороны, люди, апрель месяц!

Накануне похорон мы легли спать вповалку на огромной кровати, чтобы согреться. Засыпая, я подумал: вот, если то, что мама про снег рассказывала, было бы правдой, снег завтра бы выпал… Утром открываю глаза: весь Тбилиси в снегу… 2 апреля.

Когда мы ехали на кладбище, в Тбилиси снег уже растаял, но кладбище находится в горах, там было все в снегу. Несмотря на солнце, он не таял. «Положите меня на сердце моему отцу», – говорила мама. Так мы и сделали. И повсюду вокруг лежал снег…

19

Если мне не удалось похоронить маму, как она того хотела, то поминки в Грузии надо было сделать как полагается, по всем правилам. Пора еду готовить, а газа нет, вообще газа нет, ни у кого в этом большом городе. Есть дрова: в каждом доме стоит буржуйка. Вода только на улице в колодцах. Слава богу, у нас район, где родниковая вода течет. И все наши соседки, а их было человек двадцать, стали готовить для маминых поминок кто что мог. Так как шел Великий пост, нельзя было использовать мясо, пятое-десятое. В общем, всю ночь на кострах соседки на улице готовили еду. Поминки получились как надо – мама была бы довольна. Народу набралось очень много – все пришли. Еда получилась очень вкусная.

Водка на поминках лилась рекой. Конечно, на столах стояло грузинское вино и чача, но мама всем напиткам предпочитала рюмочку водки всю свою жизнь. Грузины – не напивающиеся люди. Мама вино любила, но при этом говорила: «Ой, рюмку водки дайте, не надо мне этот компот давать!» Мама же в Москве выросла, потом МГУ, стройотряды, аспирантура, работа на Обнинской АЭС…

Мой отчим вот что рассказывал… Для Тбилиси моего детства армянский мужчина, ухаживающий за грузинкой, – это нонсенс. Мало того, армянский мужчина из того района, в котором жил Ишхан Хуршудян, ухаживающий за женщиной из элитного района Ваке, – это вообще невероятная история, как говорится, не по Сеньке шапка.

Но у Ишхана были очевидные преимущества: он был очень добрым, красивым человеком, в прошлом борец, в два метра ростом. Много денег зарабатывал, он мясником был, одним ударом разрубал ягненка. На момент знакомства с мамой Ишхану – 28 лет, ей – 43 года. Но у мужика, видимо, «снесло крышу». Мама – с образованием, белая женщина, роскошная грудь, крутые, полные бедра – одним словом, весьма аппетитная дама. Она в гастрономе, где Ишхан работал мясником, всегда мясо покупала.

Он стал за мамой ухаживать с «серьезными намерениями». Решил пригласить ее в ресторан. Ну, куда такую женщину отвезти? Очевидно же, не в кафе «Березка». Пригласил в «Интурист». Ишхан же не знал, что мама в нем часто бывала, потому что ее подруга Жаклин там главным администратором работала. Приехали, Ишхан гордый, типа вот в какое место я тебя привез!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное