Мой Тель-Авив

«А зачем? Наши драмы никто не покупает».

«А вдруг мою купят?».

«Много о себе воображаешь! Если купят – придешь, поговорим! - отрезал администратор. -  Так будешь подписывать или нет?»

И с намеком на угрозу одной рукой потянул лист к себе, пока другой уже приоткрывал ящик стола, будто намеревался небрежно смахнуть туда контракт.

«Буду, буду», - заторопилась я, пугаясь, что он передумает и мой сценарий сыграет в ящик.

      Я подписала контракт, отмахнувшись от пункта, защищающего мои права в случае продажи  фильма за границу, - и напрасно. Нас потом спрашивали: «А о чем вы думали, когда подписывали контракт?».

А о чем мы тогда думали? Да только о том, чтобы этот проект не рухнул в небытие, а осуществился на экране. Ведь когда мы со Славой с разгону выскочили из грязи в князи, вокруг нашего маленького успеха поднялась такая волна зависти, что под ее напором мы вполне могли бы погибнуть в автомобильной катастрофе.  

ЙОРАМ КАНЮК

         Это случилось несколько лет назад. Нам позвонил профессор физики Тель-Авивского Университета Виктор Флеров и предложил прочесть его перевод статьи известного израильского писателя Йорама Канюка, «Музы и пушки», напечатанной в немецком журнале «Штерн».  Мы знали Канюка как автора впечатляющего романа «Адам бен Келев», посвященного трагедии Катастрофы и инсценированного театром «Гешер». Хоть Канюк и сабра, он в отличие от многих других сабр признается, что «чувствует Катастрофу как свою судьбу».

    Однако статья в немецком журнале никакого отношения к Катастрофе европейского еврейства не имела, а вся наполнена была горьким раздраем по поводу мертвого арабо-израильского узла, который ни развязать, ни разрубить. Тем более удивительным показалось нам, что ни в одном периодическом издании на иврите она не появилась и о ней не было сказано ни слова. Можно было подумать, что автор хотел скрыть от своих соотечественников эту статью, скорей напоминающую  плач брошенной девушки о неразделенной любви, чем разумный политический анализ выдающегося писателя. Особенно поражало, что Канюк обратился со своей жалобой к общественности именно той страны, которая была повинна в, так потрясшей его, Катастрофе.

    Канюк решил поведать читателям журнала «Штерн» печальную историю отношений израильских интеллектуалов с интеллектуалами арабскими. Сбивчиво и подчас невразумительно он рассказал, как все это началось и чем кончилось. Начиналось все хорошо:

  «Много лет назад, в начале 60-х, казалось, проклюнулось в Израиле взаимопонимание между израильскими и палестин­скими писателями. Это был революционный прорыв. Евреи и арабы вместе боролись за мир».

  И дальше продолжалось вовсе не плохо:

«Именно мы, писатели, были первыми, кто, несмотря на правительственный запрет, установили контакты с ООП. Не отчаивались мы и тогда, когда наши товарищи по борьбе - арабские поэты и писатели - отказывались подписать хоть какой-нибудь текст с сожа­лением по поводу убийства детей в Маалот».

Нашел, чем похваляться! Мне даже неловко думать, что израильские писатели всей душой стремились установить контакты с ООП, виновной в убийстве детей в Маалот. Но тут вспоминается душераздирающая драма, происшедшая после изгнания Арафата из Бейрута – он объявил, что погрузит на пароход тысячу палестинских бойцов и отправится с ними в Хайфу. Что же тогда сделали израильские интеллектуалы? Они построились в длинную очередь, чтобы заполнить другой пароход, готовый выйти из Хайфского порта для радостной встречи с толпой  убийц. К счастью, вмешались какие-то высшие силы, пароход Арафта так и не вышел в море и радостная встреча любящих сердец сорвалась.

А может, не все сердца были такими любящими? Жизнь показала свои клыки, когда общая мечта о мире, наконец, осуществилась:

«После войны 1967 эта борьба не прекращалась, пока не было достигнуто, наконец, соглашение в Осло. Сегодня арабские интеллектуалы в Израи­ле, на Западном берегу, в Египте, в Ливане, в Иордании, да и по всех остальных странах, отвергают почти единогласно любое соглашение, которое де факто не ведет к ликвидации Израиля, как еврейского государства, даже если оно будет существовать в самых скромных границах бок о бок с палестинским.».

Когда, наконец, как говорит Канюк «было достигнуто соглашение в Осло», произошло «самое ужасное, - арабские поэты бойкотируют теперь даже и тот диалог, в котором они уже участвовали...В общеарабском и палестинском мире, в котором средние и деловые круги принимают соглашение с Израилем как неиз­бежное, интеллектуалы составляют самую агрессивную оппози­ционную группу, противящуюся мирному процессу. Они отрица­ют право Израиля на существование даже при условии предоставления такого же права и палестинцам».

Поневоле начинаешь жалеть бедного Канюка – он  предлагает арабским интеллектуалам дружбу, искренне, от всего сердца, а они в гробу его видали, в белых тапочках. Он вдруг осознал, что сила их ненависти к нему и ему подобным даже превосходит силу его любви к ним. Но его это не испугало: