Мой темный Ромео

— Сказал тебе, что он заходил ко мне в офис несколько недель назад, разорвал брачный договор в клочья и вместо этого продиктовал завещание. Он оставил тебе все, что у него есть. Каждая вещь.

Я отшатнулась, чуть не потеряв сознание. Только чудом я осталась на ногах. 

— Ты сейчас серьезно?

— Мне слишком много платят, чтобы шутить о таких вещах.

Ромео оставил мне все.

Его деньги. Его особняк. Его машины.

Все это.

Я знала почему. Он сказал мне за секунды до того, как потерял сознание.

Вопрос был в том, когда он написал завещание? В какой момент он решил, что любит меня?

— Когда это было? — потребовала я ответа, цепляясь за эту новую информацию так, словно она имела вес. Как будто это может вернуть его мне. — Когда он пришел к тебе? Какой день? Какая дата?

Джаспер открыл рот, чтобы ответить, как раз в тот момент, когда комнату заполнил мой самый любимый звук во всем мире.

— Печенька? 

Он в медикаментозной коме. Ты никак не могла услышать его голос.

Тем не менее, это звучало так реально.

Так душераздирающе идеально.

Я медленно обернулась, опасаясь, что теперь у меня галлюцинации, а не психический срыв. Я спала всего около часа каждый день.

Но когда я посмотрела на кровать Ромео, он лежал, глядя на меня своими бледными глазами, которые, казалось, никогда не тускнеют даже в жестком больничном свете.

— О, Господи, — я упала на колени, схватив его руку в свою. — Пожалуйста, скажи мне, что это не плод моего воображения и ты действительно проснулся. Я слишком похожа на снежинку, чтобы разочаровываться.

Грубый смешок сотряс его грудь.

Он попытался сплести свои пальцы в мои. 

— Это не твое бурное воображение.

Позади меня старший направился к кровати. 

— Сын.

Ромео даже не оторвался от моего лица, когда сказал:

— Старший? Джаспер? Убирайтесь нахер. Сейчас же.

Они сбежали за считанные секунды. Я обхватила его щеку, нахмурила брови, восхитительные искры наэлектризовали кончики моих пальцев.

Разве я не должна хотя бы немного беспокоиться о том, что мой муж бросает вызов законам науки?

— Я думала… я думала, тебя ввели в медикаментозную кому? — я положила подбородок на край его матраса, гордясь своим самообладанием. Мне еще предстояло прыгнуть на него с поцелуями. — То есть, они были. Последние четыре дня. Твои системы были полностью отключены. Едва функционировали в какой-то момент.

— У моей жены неплохая манера поведения в постели, — он медленно обвел меня взглядом. Я не могла удержаться от смеха, плечи тряслись. — Не плачь.

—Я никогда не плачу.

Но это было неправдой. Уже нет.

Кривая улыбка тронула его губы. 

— Ты плакала из-за меня. Хотя я ценю твое мнение, но если ты сделаешь это снова, моя система снова выйдет из строя.

— Вчера ты подписала форму, чтобы вывести его из медикаментозной комы, —  Оливер влетел без стука, как будто это место принадлежало ему. — Ты, должно быть, забыла, раз уж ты налегаешь на кофе, вспышки гнева и тщательно заколотую куклу вуду Мэдисона Лихта, которую Фрэнки сшила для тебя.

Я взглянула на кушетку, которую занимала последние четыре дня, и на игольницу куклы вуду, которую Фрэнки связала для меня крючком. Она напоминала тряпичную куклу с желтыми залысинами и дурацкой улыбкой Шарпи.

Ромео переплел свои пальцы с моими. 

— Оливер.

Он хлопнул ресницами. 

— Да, дорогой?

— Уходи.

— Не раньше, чем ты дашь мне номер телефона Фрэнки.

— Сначала я дам тебе пощечину, — предупредила я.

Я не могла придумать более неподходящего кандидата для моей сестры.

Как только Оливер ушел, я снова обратила внимание на своего мужа. Ромео поднял руку и с хитрой улыбкой заправил мне за ухо прядь волос, выбившуюся из моего конского хвоста.

— Ром?

— Да?

— Когда ты переписал завещание? Отменил брачный контракт? — я хотела знать, когда он впервые понял, что любит меня.

— На следующий день после того, как ты устроила вечеринку в моем особняке и заставила меня переехать обратно.

Я нахмурилась. 

— Ты ненавидел меня тогда.

— Детка, — он обхватил меня за щеку, — я никогда не ненавидел тебя. Я перешел от безразличия к оцепенению от того, что ты можешь сделать с моим сердцем, к такой отвратительной любви, что мне почти хотелось, чтобы ты бросила меня, просто чтобы я мог сказать себе, что я тебе это говорил.

— Ночь после вечеринки, — я сжала его руку, напевая. — Ух ты. Я действительно так хорошо сосу член?

Он рассмеялся, хотя я могла сказать, что ему было больно, привлекая меня к поцелую. 

— Трудно сказать. Может быть, ты будешь так любезна, чтобы напомнить мне?

 

 

 

 

ЭПИЛОГ

Даллас

— В последний раз обещаю, что Фрэнклин Табита Таунсенд никогда в жизни не была одержима. Сколько раз мне это повторять?

Я останавливаюсь, едва вскинув руки, не желая отвлекать Ромео от дороги. Пока Джаред (и Мэдисон) в тюрьме в ожидании суда, ему не нашлось замены.