во-время поднять настроение уставших актеров интересным рассказом, веселой шуткой,
комической сценкой.
Для театра был отведен пустовавший мельничный сарай без потолка. Установленные в
нем временные печи не могли нагреть это помещение даже до мало-мальски сносной
температуры. Однако холод никого не смущал. Актеры дрожали, но играли с подъемом.
Хуже, чем другим, приходилось суфлеру, который от холода иногда так стучал зубами, что
уже не мог внятно произносить многословные реплики, за что ему попадало и от режиссера
и от актеров. Зрители тоже дрожали, но не уходили до самого конца спектакля. После
спектакля у них еще хватало терпения минут десять — пятнадцать аплодировать участникам
представления. По установившейся традиции, к зрителям должны были выходить не только
актеры и режиссер, но и суфлер и все рабочие сцены.
Наш театр посещали и свои, и сельская молодежь, и люди преклонного возраста. Иней
раз можно было наблюдать, как во время спектакля какой-нибудь «дидусь» сперва начнет
зевать, а потом и заснет. Разбудишь его и посоветуешь пойти домой. Но «дидусь» не
соглашается уходить: «Как же уйти, не услышав, убьет он врага своего или нет? Как же я не
все расскажу своей старухе? Смотри, еще не поверит, что в театр ходил!»
Большинство наших актеров, как и большинство зрителей, раньше никогда не бывало
в театре. Оттого-то и те и другие частенько настолько увлекались действием, происходившим
на сцене, что оно им начинало казаться происходящим в жизни. И поэтому в ходе спектакля
нередко возникали совершенно непредвиденные эпизоды, чаще всего наивные и комические,
в которых принимали участие не только актеры, но и зрители. Антона Семеновича такие
сцены всегда поражали своей глубокой непосредственностью, и он не очень осуждал ребят за
их актерские вольности.
Из первых постановок того времени мне особенно запомнилась одна. Название пьесы
я забыл, но содержание ее более или менее точно запечатлелось в моей памяти.
Трое англичан — два купца и один матрос, — уцелевшие во время кораблекрушения,
попали на остров, жители которого еще но знали денег, были честны, добры, независтливы.
Купцы немедленно воспользовались доверчивостью островитян и начали выманивать у них
золото и драгоценные камни. Они уверили молодую королеву острова, что матрос —
королевский сын, и она согласилась на брак с ним. Матроса тяготила ложь, навязанная ему
купцами, и он рассказал королеве всю правду о себе. Но она уже любила его, и они решили
вдвоем покинуть остров. Об этом, однако, узнали жрецы. Они подняли народ против
англичан. Матрос был убит, а купцы с награбленным добром пытались скрыться на лодке, но
– 15 –
погибли во время бури. При всей наивности этого романтического сюжета в пьесе хорошо
были показаны низость и жадность купцов, в ней было много волнующих сценок и занятных
приключений.
Роль королевы Антон Семенович попросил сыграть мою знакомую, о которой я уже
упоминал; роль матроса исполнял колонист Костя Белковский (Ветковский), купцов играли
колонисты Горгуль (Кудлатый) и Мухин, а главным жрецом был Антон Семенович.
Все шло хорошо. Но вот началась последняя картина. Занавес поднялся... На опушке
леса возле шалаша сидели королева и матрос и вели разговор о своем предстоящем отъезде.
Костя, который сначала стеснялся малознакомой актрисы, уже вошел в свою роль и даже
рискнул обнять королеву. В это время издалека послышался шум. Это приближалась толпа
островитян, руководимая главным жрецом. А влюбленные продолжали спокойно сидеть, не
подозревая о надвигающейся опасности. Волнение нарастало, и наконец кто-то из малышей
не выдержал и испуганным голосом крикнул:
— Костя, убегай скорее! Антон Семенович договорился с ребятами убить тебя!
На Костю эти слова подействовали совершенно неожиданно. Он поднялся и,
обратившись к зрителям, произнес:
— Меня убить? Да я кого хочешь в котлеты изрублю!
Грозный вид Кости и его решительное заявление вызвали бурное одобрение зрителей.
Но ворвавшаяся на сцену толпа островитян-колонистов уже набросилась на хвастливого
Костю-матроса и, несмотря на все предупреждения Антона Семеновича, затеяла настоящую
свалку. Королева растерялась, ее лицо выражало испуг, и Антон Семенович, сдерживая ребят,
на всякий случай стал поближе к ней. Косте не удалось никого «изрубить»: поверженный на
пол сцены, он лежал, изображая убитого. Но симпатии зрителей все же были на его стороне.
И когда Антон Семенович произнес заключительную фразу пьесы: «Так будут уничтожены
все наши враги»,— вдруг раздался возмущенный голос одного из гостей, пожилого
крестьянина:
— Такого хорошего хлопца — и убить!..
Занавес опустился при полном молчании зрителей. Только через несколько минут,
после того как занавес снова поднялся и все актеры выстроились на сцене и среди них
зрители увидели улыбающегося Костю, раздались долго не смолкавшие аплодисменты. Тот