Мой учитель Филби

Я небрежно швырнул на столик перед рамкой ключи от машины, нацепил на лицо типичную английскую полуулыбку, и секьюрити пропустили меня в аудиторию без единого вопроса.

Народа там хватало. Я нашел свободный стул в середине помещения и принялся изучать соседей. Это были все те же подтянутые молодцы от тридцати до сорока лет, с серьезными липами.

На подиуме стояли два кресла. Их заняли седовласый старик профессорского вида и высокий, поджарый военный при полных адмиральских регалиях, вошедшие через заднюю дверь. Профессор представил гостя и перед тем, как дать ему слово, убедительно попросил присутствующих воздержаться от записей.

Уже первая, заранее подготовленная часть лекции адмирала оказалась очень содержательной с точки зрения моего истинного ведомства. Я опасался делать заметки, старался на полную катушку включить извилины изрядно перегретого мозга, ответственные за запоминание, и даже немного покраснел от натуги. Вскоре домашние заготовки натовского морского волка закончились. Начались вольные импровизации и доверительные ответы на вопросы, поступающие из зала. Поток сногсшибательной информации стал воистину бурным.

Тут я понял, что без записей никак не обойтись, и осторожно оглядел на соседей. Один увлеченно слушал докладчика, кивал в знак согласия с его тезисами. Другой приподнялся, тянул руку, чтобы задать вопрос. Я воспользовался моментом, положил ногу на ногу, незаметно разместил под полой пиджака блокнотик и начал на ощупь писать какие-то каракули карандашом.

Так продолжалось минут сорок. Докладчик почувствовал себя в окружении своих людей, окончательно расслабился и не стеснялся в конфиденциальных оценках сильных и слабых сторон натовской обороны в Северном море и зоне пролива Ла-Манш, называл количество и класс советских подлодок и прочее, прочее. Когда он закончил выступление, старик-профессор сердечно поблагодарил адмирала и еще раз напомнил достопочтенным присутствующим джентльменам, что все услышанное ими в этот вечер – строго не для печати.

Такого серьезного улова у меня, пожалуй, ни разу до этого не было. Я мысленно просверлил на лацкане пиджака дырку для ордена, рванул домой, водрузил на письменном столе стакан с виски и сразу же принялся распознавать каракули из блокнота, приводить их в божеский вид.

Работал я полночи и наутро отправился в резидентуру, чтобы изложить бесценную информацию в виде шифртелеграмм. По моим предварительным прикидкам, их набиралось не менее пяти штук, одна лучше другой.

Когда тяжкий труд героя-разведчика был наконец завершен, я отдал пачку исписанных листов спецблокнота информационному работнику резидентуры. Тот бегло просмотрел материал, восторженно вымолвил нечто вроде «ни… себе!» и рванул перепечатывать их на телеграфных бланках.

Не прошло и получаса, как с шумом распахнулась дверь начальственного кабинета.

Здоровенный, как медведь, резидент Аркадий Васильевич Гук крепко сжал меня в объятиях и зычно проревел:

– Ну ты даешь, старина! С такой информацией мы точно утрем нос веем «сапогам», вместе взятым! Направим прямо сейчас. Не сомневаюсь, что телеграммы получат самую высокую оценку центра.

Тут необходимо сделать небольшое отступление, разъясняющее тогдашние принципы оценки разведывательной информации, поступавшей из резидентур. Самой высокой категорией было самостоятельное использование. Это когда сведения были настолько важны, самодостаточны и не вызывали сомнений, что их прямиком направляли кому-то из членов Политбюро, а то и Генеральному секретарю ЦК КПСС, либо в профильные министерства и ведомства. Для резидентуры и самого оперработника такое попадание равнялось пятерке.

На четверку оценивалось использование телеграммы в «обобщенной информации», когда ее присовокупляли к другим сведениям на эту же тему. Самая низкая категория деликатно именовалась «для накопления сведений». Это означало, что информация вызывает сомнения либо попросту является маловажной.

Таким вот образом подсчитывались и оценивались результаты информационной работы резидентуры. За отчетный период подготовлено энное количество телеграмм, из которых столько-то реализованы самостоятельно, столько-то в обобщенке и столько-то оставлены для накопления.

Шеф был настолько уверен в успехе моей вылазки, что, не дожидаясь оценки центра, начал ставить меня в пример другим оперработникам.

Мол, учитесь у этого молодца. Он не побоялся влезть в самое логово и вернулся с жирной добычей в зубах.

Я ходил как кот в масле. Коллеги по резидентуре откровенно мне завидовали. Особенно автор сногсшибательной наколки Володя Белов, которого, правда, ожидал не только стакан красного.