Мой учитель Филби

И вот мы встретились – я, Брайен и Эдвина Мортон, молодая женщина с пшеничными волосами родом из Йоркшира, о чем свидетельствовал ее акцент, не перебиваемый никаким образованием. С ней тоже связано множество дружеских воспоминаний. Забегая вперед, скажу, что из подающего большие надежды новичка, какой Эдвина была в 1980 году, она выросла в очень крупного журналиста и после ухода Брайена Бойдена на пенсию сменила его на посту редактора международного отдела «Экономиста».

Для начала мне пришлось выдержать компетентный перекрестный допрос по СССР, из которого стало понятно, что мои собеседники – великолепные специалисты по нашей стране. Но взамен и я получил немалую порцию информации, интересной не только в журналистском плане, но даже и с точки зрения политической разведки.

И пошла писать губерния. С Брайеном мы очень быстро подружились и стали встречаться регулярно, вдвоем на ланчах или в его офисе на Сент-Джеймс-Сквер, иногда семьями в симпатичных ресторанчиках либо наносили друг другу домашние визиты.

С одним из таких визитов на званый ужин в дом Бойденов связаны воспоминания, от которых меня до сих пор бросает в дрожь. В тот вечер туда званы были один из лидеров Социал-демократической партии Великобритании, высокопоставленный сотрудник Госдепа США и видный индийский журналист. Дело было в 1981 году, когда мировым ньюсмейкером стала польская «Солидарность» во главе с Лехом Валенсой, возглавлявшая борьбу с коммунистическим режимом в Польше. При обсуждении этой темы за столом дернул меня черт уничижительно отозваться о неблагодарных поляках, о которых, дескать, с подозрением отзывались еще Достоевский и Энгельс.

После гробовой паузы вдруг неожиданно взорвалась Барбара Бойден, швейцарка по происхождению. Она ледяным тоном заметила, что русским всегда был присущ великодержавный шовинизм в отношении не столь крупных наций.

– В своем доме я привыкла принимать людей, не страдающих комплексом национального превосходства!

Ужин, а вместе с ним и многообещающие знакомства едва удалось спасти. Вернувшись домой, я первым делом вспомнил, как на семинарах в Москве Ким Филби внушал нам, начинающим оперативным работникам, что никогда не следует допускать в присутствии англичан критических высказываний в адрес той или иной нации, даже самой малой.

Чаще всего мы с Брайеном шушукались вдвоем на встречах в незатейливых ресторанчиках или у него в офисе. По форме общения это был не чинный обмен информацией, а скорее горячий, порой даже ожесточенный спор идеологических антиподов, проамериканскою империалиста и адепта светлого коммунистического будущего.

Надо сказать, что Бойден в западных политических кругах давно приобрел репутацию ястреба. Еще в начале шестидесятых, работая корреспондентом «Экономиста» в США, он получил прозвище Бомба Брайен за призывы окончательно разбомбить Вьетнам. Кстати, по этой причине ему в конце шестидесятых отказали в советской визе. Это сильно огорчило и напугало Брайена.

С тех пор он так и не попытался посетить ни СССР, ни постсоветскую Россию. Тем не менее этот человек испытывал глубокий интерес и симпатию ко всему русскому, объяснял это своими национальными корнями. Его бабушка по имени Нина была наполовину русской, наполовину итальянкой.

– Думаю, я с удовольствием выбрал бы для жизни одну из сверхдержав, Америку или Россию, но на пятьдесят один процент все же Америку, – говаривал он в те годы. – Англия для меня слишком местечковая страна, с мелочными интересами и консервативным менталитетом.

Приведу еще одно доказательство скрытой симпатии моего любимого англичанина к России.

– Как-то раз мы с Барбарой долго-долго путешествовали по Китаю, недели три, если не месяц, – рассказывал мне Бойден. – Вокруг, а также по телевидению и радио, китайская речь. Утром, днем и вечером – тамошняя еда. Она хоть и вкусная, но тоже надоедает. Короче, полная тоска по чему-нибудь нашему, европейскому. И вдруг в одной из северных провинций, недалеко от границы с СССР, наше радио уловило программу на русском языке. Мы, конечно, не поняли ни слова, но она показалась нам такой родной, что мы чуть не заплакали от умиления. Насколько же вы, русские, ближе нам, чем китайцы!

Не будем забывать, что в ту пору я, начинающий разведчик, был не просто обязан докладывать начальству обо всех своих контактах, но и предпринимать целенаправленные усилия по развитию отношений с наиболее перспективными из них. Конечной целью являлась вербовка в качестве агента или, на худой конец, доверительной связи.