Мои университеты. Сборник рассказов о юности

В тот год у Ларисы Павлючки, комсорга группы, был, как она высокопарно выразилась, юбилей – ей исполнилось двадцать лет. В связи с этим она устроила бал. Ну, бал так бал! Он был задуман, чтобы она вырядилась, как королева, и все ее чествовали! В ее комнате поставили три стола от окна до двери, наделали винегрета, салата «Оливье», нажарили уйму картошки, нарезали сыр, колбасу, купили портвейн «Три семерки» в бутылках-гусаках. Всех гостей у входа в комнату встречала королева бала в черном платье из тафты длиной почти до пола, затянутая в рюмочку, с накрахмаленной юбкой. На шее – жемчужная нить, на руках – белые сетчатые перчатки. Юбка ее платья шуршала и мешала сидеть в тесном соседстве с парнями, пришлось сначала разложить юбку на их брюки, потом, чтобы юбку не закапали, Лариса свернула ее себе на ноги. А когда все пошли танцевать, юбка, жутко накрахмаленная, слежалась и никак не хотела расправляться: висела мятыми складками, несимметрично приподнимаясь. Пришлось нам постараться размять ее, и подол опустился вниз. Все были уже навеселе и хихикали над комсомольской богиней, а Боря Бойко ржал и предлагал сбегать за отбойным молотком к рабочим, которые на дороге крушили старый асфальт.

Позже у меня произошла драматическая история с комсомольским билетом. Ее-то и раздула Павлючка. Дело в том, что еще перед поступлением в институт происходила замена комсомольских билетов. Я решила, что с меня хватит комсомола, и не поменяла корочки. Павлючка раскопала мой «косяк» спустя почти три года. Ну, ясно, это же преступление! Как минимум антисоветчица в наши стройные комсомольские ряды затесалась. Да как это я еще и в институт пролезла? Необходимо немедленно разобраться и принять меры!

Меня пригласили на партактив КПСС института. Пришла, жду в коридоре с двумя бедолагами. Тоже, видать, что-то натворили враждебное. Через полчаса меня пригласили. Вошла. Сидят, нахмурив брови, за столом под портретами вождей и членов серьезные мужики. И Павлючка с ними. Не глядя на меня, отрапортовала. Я, простушка такая, ситуации не поняла, приветливо улыбнулась на вопрос о том, как я могла покинуть ВЛКСМ, стала рассказывать, что лет мне уже много, вот и решила не менять комсомольский билет. Не придала значения, прошу извинить, осознаю. А они, почуяв мое недопустимо легкомысленное недопонимание преступного, политически незрелого и даже антисоветского деяния, стали меня яро распекать. Разнесли по кочкам! И эти их выступления напомнили мне кино «Тишина», в котором есть сцена, как героя выгоняют из рядов ВКП [б] и из института. Почти те же фразы! Наблатыкались, видно, хорошо знают энкавэдэшные приемчики. Настолько были похожи все эти пять членов КПСС вместе с Павлючкой на тех, что были в фильме, что у меня настроение быстро сменилось на минус, поджилки затряслись, руки повлажнели, и по позвоночнику поползла щекотливая струйка. Я даже зубы сжала, чтобы не стучали. Мне стало страшно, когда эти члены разъяснили, что такие, как я, недостойны носить звание члена ВЛКСМ, позорят поколение строителей коммунизма и поэтому не имеют права учиться в высших учебных заведениях СССР.

Вот это да! Все сводилось к тому, что мне грозит исключение из ВЛКСМ и автоматическое изгнание из института. Я была уже в полуобморочном состоянии, стоя перед этими судьями. Все пропало, все мечты летят под откос! Как я это переживу? А мама, папа?!

Я что-то мямлила, заикаясь и оправдываясь, просила простить и чуть не заревела. И вдруг взбрыкнула. Во мне такая протестная, бушующая волна поднялась, что я просто взорвалась. Ну уж дудки! Чтобы я вылетела, не стала архитектором, не получила диплом?! Да пошли вы все! И, внутренне собравшись, решительно стала защищаться, горячо доказывая, что исключать меня нельзя, потому что мне нет жизни без архитектуры, я всю жизнь о ней мечтала, не надо губить талант. Избавившись от меня, они дают дорогу бездарям, лучше бы их гнать в шею! Видя, как коммуняки разинули рты от моей пылкой речи, я, не давая им опомниться, дерзко и настойчиво требовала наказать, исключить меня из комсомола, но оставить в институте. Они к тому времени уже выплеснули на меня все свои помои и поостыли. Заметно было, что они обалдели. А я произвела то впечатление, которое хотела. Недаром любила штудировать свою настольную книгу «Судебные речи известных русских юристов», учась дипломатии и изворотливости у Кони и Плевако. Словно предчувствовала, что эта наука ох как пригодится мне в жизни не раз. Вот и представился первый случай продемонстрировать свои способности риторики. Мои мучители слушали все безропотно и даже с удовольствием. Я их поразила. Когда закончила, они, заткнувшись, сидели молча. Видно было по их лицам – зацепило! Потом встал главный инквизитор и сказал: