Мой век

В техникуме была боевая комсомольская организация. Жили бурно. Всерьез занимались большой политикой. Часами гремели собрания, на которых обсуждались вопросы о месте комсомола в строительстве социализма. Следили за частыми в то время дискуссиями. Всегда были на стороне Луначарского, который талантливо и мужественно вел изнурительный спор с митрополитом обновленческой церкви Введенским. Сочувствовали Маяковскому, не перестававшему сражаться со своими многочисленными недругами. Читали «Комсомольскую правду», которая звала молодежь строить новую жизнь. Устраивали диспуты. Хорошо помню, как страстно мы спорили о повести «Луна с правой стороны, или Необыкновенная любовь». Это понятно: в повести С. И. Малашкина, посвященной нравственному облику советской молодежи, откровенно, без прикрас рассказано, как трудно складывался новый быт. Личность автора повести нас не интересовала. Вспомнили о нем лишь впоследствии, когда Демьян Бедный в стихотворном фельетоне высмеял некоего Малашкина, который написал роман «Две войны и два мира». «Мышь родила гору!» — издевался Демьян. И действительно, роман Малашкину не удался, была напечатана только первая его книга. Но ведь это был необычный человек, необычный писатель. Такое открытие я сделал для себя еще тогда, а недавно прочитал в «Литературной газете» буквально пятистрочную заметку о его смерти.

Сергей Иванович Малашкин жил сто лет — родился в 1888, умер в 1988 году. Наш современник, он участвовал в Московском вооруженном восстании 1905 года. В 1906 году вступил в РСДРП. Автор нескольких стихотворных сборников, романов, многих повестей и рассказов. Книги его стали библиографической редкостью. Их мало кто помнит теперь. Но «Луна с правой стороны», уверен, сохранилась в памяти многих людей моего поколения.

Летом мы отправлялись на производственную практику — нам давали возможность подзаработать, чтобы потом, зимой, по крайней мере, не голодать. Выезжали на практику группами. В нашу группу попали Антон Кликно, Вава Светаев, Василий Ефимов и Любославский. Кликно — высокий сухощавый парень — резко выделялся своей внешностью. У него были черные, как древесный уголь, прямые волосы, черные глаза и коричневое лицо. Ребята иногда спрашивали его:

— Антон, ты родом случайно не из Африки?

Кликно делал вид, что шутки в вопросе не уловил, серьезно отвечал:

— Нет, я родился значительно ближе, в шестидесяти верстах от Петрозаводска, в поселке Петровского леспромхоза. Там мой отец, там моя мать, лес рубят, меня ожидают.

Веселый был, жил на земле беззаботно, мечтал о небе. После окончания техникума пошел в лесную авиацию. Многие годы прыгал с парашютом на горящие леса.

Вава Светаев — сын директора первой петрозаводской девятилетки, не по возрасту солидный, брившийся уже с шестнадцати лет, отчаянный велосипедист, попробовавший проехать по перилам моста через Лососинку и с тех пор плохо владевший левой рукой. Сладкоежка, он захватил на практику пудовый мешочек сахарного песку, который мы общими усилиями опустошили за неделю. Учиться в техникуме ему не нравилось. На второй курс не пришел. Куда-то бесследно исчез.

Василий Ефимов из Падан, крепкий на вид, сильный парень, серьезный, малоразговорчивый, но верный в товариществе. Все мы проклинали комаров, которые не давали жить, а Ефимов только улыбался:

— Меня не берут, у меня кожа толстая!

Он много занимался, говорил, что об этом просил его перед смертью отец — сплавщик. Хорошо окончил техникум. Прошел почти все должностные ступени в лесной промышленности Карелии — от технорука лесопункта до управляющего лесозаготовительным трестом. Рано умер, от рака.

Особая фигура — Любославский. Не помню даже и имени этого белобрысого паренька. Причудой его было то, что не любил, когда его называли по имени:

— С меня хватит фамилии.

Он был сирота. Отца — начальника заставы — убили на границе. Мать уехала с молодым солдатом, оставив малолетнего сына на попечении сестры — учительницы Колатсельгской школы. Он пришел в техникум с направлением Наркомпроса Карелии. В специальных дисциплинах не преуспевал, зато в обществоведении показывал прямо-таки львиную силу. Любил ходить на комсомольские собрания, внимательно выслушивал все речи, а сам не выступал. После собрания обычно подходил к кому-то из ораторов и замечал:

— Ты говорил сегодня так же много, как Зиновьев.

Почему Зиновьев? Тогда много говорил не только Зиновьев. И что это — похвала или критика? Любославский на эти вопросы отвечал однозначно: «Маракуй сам».

В середине учебного года на нашем курсе появился новый учащийся Александр Мякушин — парень лет двадцати пяти, самый старший из нас и самый подготовленный, начитанный. Любославский сразился с ним по проблемам философии. Яростно спорили весь вечер. Мякушин потом сказал:

— Любославский ничего не знает, но разбирается.

После окончания техникума Любославский уехал в Белоруссию, на земли отцов.