Мой внутренний ребенок хочет убивать осознанно

Парк сиял чистыми красками под лучами сентябрьского утреннего солнца. Листья на деревьях напомнили мне знаменитых гостей субботнего вечернего шоу на ZDF[33]. Лучшие дни у них были позади, и вот теперь растеряв былую яркость, они рассказывали о теплых часах солнечного прошлого. Ритмично покачиваясь, они по старой памяти приводили зрителя в беспричинно хорошее настроение, до последнего пытаясь удержаться на месте, но в конце концов капризный ветер срывал их, уносил с собой и ронял где-то в забвение. А новой весной вырастали новые почки, чтобы потом тоже неизбежно увянуть.

Я пересек детскую площадку, на которой не осталось и следа вчерашней ночи. Осколки стекла, как и ответственных за них отморозков, уже убрали. И только подпалины на деревянных горках и качелях, граффити на скамейках и выбитое стекло в общественном книжном шкафу напоминали, что здесь большие дяди, при полном бездействии государственных органов, слишком долго чувствовали себя хозяевами. Во всяком случае, бóльшими хозяевами, чем маленькие посетители, для которых, вообще-то, и предназначалась эта безопасная игровая зона. И которые уходили с детской площадки, волоча за собой свои беговелы с лопнувшими шинами. Но, полагаясь на результаты вчерашнего вечернего рейда, я надеялся, что по крайней мере в ближайшее время здесь будет царить спокойствие.

Как только я миновал детскую площадку, позвонил Вальтер. Хоть какой-то просвет. Так я подумал. Выдуманная история об угрозе от семьи Хольгерсон подарила мне вчера тихую, спокойную ночь. И надежду, что отморозков выгнали из парка навсегда. Первая проблема, которая полностью разрешилась бы благодаря моей работе с внутренним ребенком.

Не тут-то было.

– Привет, Бьорн. Я хотел лишь вкратце рассказать о вчерашнем вечере. Твое подозрение оправдалось.

– Какое подозрение?

– Два типа из парка связаны с Хольгерсонами. Мелкие сошки, но они из этого семейства.

Это было последнее, что я мог бы просчитать. Я резко остановился и рухнул на скамейку. Какова была вероятность того, что один из четырех с половиной тысяч членов преступной семьи, разбросанных по всей Германии, будет околачиваться у моего дома как раз в тот момент, когда я наобум заявлю об этом, ткнув пальцем в небо? Теперь я знал ответ: двести процентов.

– Как так – сразу два? Как вы это выяснили?

– Вчера после твоего звонка мы, четырьмя «двойками», отправились в парк. На детской площадке околачивались восемь типов. Изрядно навеселе, отчасти под кайфом. Очень агрессивные. Мы с ними управились, связали кабельными стяжками и заклеили рты изолентой. Было непросто, но для моих ребят – хорошее тренировочное занятие.

Я окинул взглядом детскую площадку и мысленно представил себе изумленные лица этих типов. Обнаружить, что нарушение правил, оказывается, вообще может иметь какие-то последствия, – это, наверное, стало для них прямо-таки сверхъестественным опытом.

– Очень хорошо. А потом?

– Потом мои ребята проверили у всех документы. Шестеро – просто какие-то обалдуи с дисфункцией тестостерона. Вероятно, все совершеннолетние.

– Что значит «вероятно»?

– Думаю, рентген костей запястья это подтвердит.

– Почему им понадобится рентген?

– Потому что трое из них, наверно по недосмотру, сломали запястье.

– Ой.

Это точно было насилие, которого я, вообще-то, больше не хотел.

– «Ой» в основном было потом, от осколков. Шестерых из восьми идиотов мы красиво уложили на землю по трое в два ряда. Давно их не приводили в такой порядок. Возможно, эти граждане испытали несколько неприятные ощущения из-за того, что до этого усеяли землю осколками.

Вплоть до нынешнего дня только маленьким детям дозволено было узнать, что осколки стекла на игровой площадке – вещь болезненная.

– Что ж, теперь эти господа смогут письменно пожаловаться в городскую администрацию на слишком долгий уборочный цикл на наших детских площадках. – Так я попытался безоценочно нейтрализовать свой внутренний раздрай между жалостью и удовлетворенностью.

– Сомневаюсь, что эти господа способны хотя бы прочитать слова «уборочный цикл». Во всяком случае, в семь часов утра шесть замерзших связанных личностей с кляпами во рту были обнаружены мальчиками-уборщиками. Те вызвали полицию.

– А двое других? – Я почуял недоброе.

– Насчет них подтвердилось именно то, что ты и подозревал. Члены семьи Хольгерсон. По документам. Мы их прихватили с собой.

– Куда?

Вопрос был излишним. В подвале главного офиса охранной фирмы Вальтера имелась хорошо известная мне комната для допросов. Там шесть месяцев назад я сам в первый раз заставил кое-кого говорить. Свое изначальное внутреннее сопротивление против пыток я тогда довольно успешно преодолел благодаря соответствующему упражнению по осознанности, предназначенному как раз для преодоления внутренних сопротивлений. И только что мне стало ясно, что история Хольгерсонов, которую я сочинил вместе с моим внутренним ребенком для защиты от насилия, породила довольно много насилия в той точке, где она соприкоснулась с реальностью. Насилия, пока направленного не на меня. Но все же нежелательного.