– В мой подвал, – ответил Вальтер на мой вопрос так, как я и опасался. – Оба притворяются, будто не понимают, почему мы их прихватили. Утверждают, что незнакомы ни с Борисом, ни с Драганом, ни с тобой.
– Вы их допрашивали насчет нас троих?
Конечно допрашивали. Ведь после моего звонка Вальтер исходил из того, что мальчики были в парке из-за меня, а значит, все равно меня знали. Но до этого вопроса они не притворялись. Впрочем, и после тоже.
– Конечно. Ты ведь из-за этого и хотел, чтобы мы пошли в парк. И оказался прав.
Нет, не прав. И из-за этого мне теперь грозило множество неприятностей. Эти два господина отныне вынуждены разделить судьбу Бориса: еще двое подвальных детей, с которыми я не знал, что делать. И которые весьма ухудшили бы качество моей жизни, если бы снова покинули подвал.
В отличие от моего внутреннего ребенка никто из этих троих после выхода из подвала не захочет провести со мной партнерскую неделю с позитивным результатом.
Но вообще-то, проблема с Хольгерсонами возникла у меня только потому, что в партнерскую неделю я откликнулся на желание моего внутреннего ребенка.
При всех моих трудностях – с браком, личной жизнью и сбрендившим незнакомцем-шантажистом – взвалить на свои плечи еще и неприятности с тысячеглавым семейством Хольгерсон – это был уже явный перебор.
Почему-то у меня возникло чувство, что за эту партнерскую неделю с моим внутренним ребенком количество моих проблем не особенно уменьшилось. Но может, это было нормальное ухудшение поначалу – перед настоящим исцелением.
– И что ты собираешься теперь делать с этими двумя типами? – спросил я Вальтера в надежде, что у него есть какой-то план.
– Дай мне час, и оба ответят нам на кое-какие вопросы.
Нет, не ответят. Потому что ответов не существует. Оба отморозка просто оказались не в том месте и не в то время – и не с теми именами. В сущности, они всего лишь несчастные идиоты.
– У них что-нибудь есть при себе?
– Пятнадцать граммов кокса, два пистолета, три ножа.
Ладно. Тот, кто с пятнадцатью граммами кокса, двумя пистолетами и тремя ножами околачивался на детской площадке моей дочери и чьи крики «в ма…дуууу!» доносились до моего балкона на четвертом этаже, не достоин сострадания. Вальтер прихватил их с собой из-за фамилии. Теперь им было известно мое имя, так что их нельзя отпускать. И еще Вальтер не должен был узнать о том, что всего этого контекста – Хольгерсоны – Борис – золотой младенец – вообще не существует. Так что не надо спонтанного допроса с пытками.
– Вальтер, сделай одолжение, брось-ка ты это, с дальнейшим допросом. Оставь обоих запертыми. Пусть никто с ними не разговаривает. Я приеду, и мы выясним все на месте.
Мне нужно было разобраться с проблемой двух родственников Хольгерсонов в подвале Вальтера.
Мне нужно было разобраться с подозрениями Катарины насчет моей измены.
Мне нужно было разобраться с неизвестным шантажистом, требующим, чтобы мы отрезали Борису голову.
Не говоря уже о том, что мне придется убедить сборище «матерей – ручных гранат» отказаться от идеи вынести мазутное отопление из подвала детского сада ради спасения климата, иначе они обнаружат темницу Бориса.
И вдобавок мне придется обедать с чокнутым братцем Лауры.
Слишком обширная программа. И проблемы как раз такого рода, что каждая из них сама по себе безмерно действовала мне на нервы. Стресс, который они причиняли, я мог уменьшить с помощью осознанности. Но вообще-то, я бы лучше избежал самого их существования в будущем. Ведь именно ради этого я и начал заниматься с моим внутренним ребенком.
28. Ирреальное и реальное
Если вас мучает некая ирреальная тревога, сфокусируйтесь всеми органами чувств на каком-нибудь реальном предмете. Какой он формы? Какого он цвета? Сколько он весит? Какой он на ощупь? Какой звук получается, когда вы постукиваете по нему? Как он пахнет? Какой он на вкус? Когда вы ответите на все эти реальные вопросы, ваша ирреальная тревога в значительной степени лишится своего драматизма.
На другом конце парка находилось кафе «Мейер-Деннхард». Примерно за сто лет существования этого заведения интерьер и весь штат в нем менялись всего лишь раза три. И это было очень хорошо. Последний ремонт состоялся в начале восьмидесятых годов, и персонал продолжал придерживаться стандартов сервиса того времени. Здесь я чувствовал себя как дома, и визуально, и чисто по-человечески. Хотя я жил в этом квартале всего только полгода, официантки знали мое имя, а также знали заранее, что я закажу.